Тагеев Борис Леонидович. Памирские киргизы

Население Памира, если не включать в состав его прилегающие ханства, состоит преимущественно из кочевников-киргизов и из очень небольшого числа таджиков, бежавших от козней афганцев из Вахана, Шугнана и Рошана и скрывающихся в самых малодоступных частях суровой, горной пустыни. Здесь, в пещерах или сложенных из плитняка маленьких саклюшках, живут они со своими семьями и занимаются ловлей птиц и охотой на диких зверей, при помощи самого первобытного оружия, или же выходит на ловлю просто с голыми руками. Но этих скрывающихся беглецов очень не много на Памире, и теперь, когда Россия, заняв Памиры, взяла под свою опеку ханства, бывшие под афганским игом, участь бедных таджиков значительно улучшилась, и многие их укрывавшихся в дебрях Памира вернулись в свои кишлаки.

Главное же население нагорной площади, кочующее в долинах ее рек, состоит из киргизов, по происхождению родственных кочевникам долины Большого Алая и других степных и горных пространств Ферганской области.

Об авторе: Тагеев Борис Леонидович родился в 1871 г. в Санкт-Петербурге. Один из известнейших военных писателей начала ХХ века. Многие произведения опубликованы под псевдонимом Рустам-Бек. Принимал непосредственное участие в памирских походах и экспедициях. Арестован НКВД в 1937 и расстрелян в январе 1938 г.
В 1892 году, когда впервые на Памир вступил русский отряд и над населением его была учреждена администрация, во главе которой находился известный деятель в Средней Азии подполковник Б.Л. Громбчевский, бывший в то время и начальником Ошскаго уезда, кочевого населения насчитывалось до 200 кибиток, т.е. не более 2,000 мужчин; но цифра эта оказалась неверною и в настоящее время киргизов насчитывают чуть ли не в пять раз больше.

Живут памирские киргизы в юртах, а во время суровых морозов забираются в сложенные из камня зимовки, поставленные в местах, укрытых от ветра. Там проводят они зиму, питаясь запасами сыра и мукою, выменянной у китайцев и таджиков на скот.

Уже сама природа Памира и высота, доходящая до 13,000 футов, на которой хлеб не вызревает, не дала возможности кочевнику заниматься хлебопашеством, и он, пользуясь травою, растущей в долинах, по берегам большинства рек, стал скотоводом и выменивал скот на необходимые жизненные продукты, предоставив своим женам вести все главное хозяйство.

По природе ленивый, киргиз проводит дни свои в разъездах по аулам, собирая и распространяя разные новости, и единственная забота его – накормить свою жалкую, малорослую лошаденку. Зато на охоте за архарами или кииками – он просто неузнаваем.

С рассвета и до глубокого вечера, без устали, карабкается киргиз по утесам, над страшными пропастями, выслеживая свою добычу и, убив ее, часто тащит на своих плечах в аул убитое животное.

Интересное зрелище представляет собою киргиз, когда он , заметив архара, наставляет на рогатину свой мултук (ружье) и целит в бегущее животное, выбирая момент, чтобы приложить фитиль.

Но вот раздается выстрел, и архар падает; киргиз редко промахнется. Да и досадно было бы давать промахи, когда с таким трудом заряжается его первобытное ружье. Засыпав порох, он откусывает кусочек свинца и шомполом загоняет его в малокалиберное дуло, иногда прибегая даже к камню, которым колотит по концу палки. Эта утомительная работа иногда длится с четверть часа и запыхавшийся киргиз, закинув за плечи свой мултук, двигается в путь. В настоящее время и некоторым из киргизов русское правительство выдало карабины Бердана, но старые охотники, попробовав их, все же обратились к ружью, с которым охотились их отцы и деды.

На вид памирские киргизы очень безобразны. Почти без признаков растительности, с сильно выдающимися скулами и узкими прорезями глаз, очень небольшого роста, они так похожи друг на друга, что первое время вам кажется, что все население Памира принадлежит к одной семье, связанной близким родством.

Постоянный холод и отсутствие теплого жилища заставляет кочевника быть всегда одетым в теплую одежду, которою служат ему ватный халат и тулуп из овечьей шерсти, что порождает страшную нечистоплотность, и особенно в зимнее время киргизы отвратительны: они издают такой специфический запах и изобилуют таким количеством насекомых, что положительно противно стоять в это время около обитателя Памира. Конечно главной причиной этому обстоятельству является крайняя бедность населения, и более зажиточные кочевники значительно чистоплотнее и наряднее одеты.

Среди киргизских жен встречаются довольно красивые типы. Румяные, полные, с великолепными белыми зубами, киргизки представляют полный контраст своим мужьям. Всегда занятая своим хозяйством, а иной раз и грудными ребятами, киргизка никогда не теряет благообразного вида. На ней всегда чистая рубашка и вымытый халат. Волосы ея всегда заплетены во множество длинных косичек со вплетенными в них украшениями. В пятницу (джума – еженедельный праздник), киргизка отдыхает от трудов и, исполнив только самую необходимую работу, надевает свой лучший туалет и навешивает на себя украшения. Появляется на сцену осколок добытого ею откуда-то зеркала, кусок от которого отломлен для какой-нибудь франтихи – подруги, и киргизка занимается своим туалетом, чтобы блеснуть им перед гостями. Но самый счастливый день для женщин, это перекочевка с одного места на другое. Придется проехать по новым местам, встретить много батырей (юношей), проехать через несколько аулов. И, разобрав свои юрты и навьючив все имущество на верблюдов и на памирских яков, киргизки одевают свои шелковые халаты, серебряные пряжки, украшенный бирюзою, коралловые бусы. На голову навертывается огромная чалма, перевязанная разноцветными лентами. В косы вплетаются серебряные побрякушки, и вот, смеясь и скаля свои здоровые, ровные зубы, садится она на украшенных ленточками и лоскутками верблюдов.

Обыкновенно впереди поезда на оседланном яке едет глава семейства, указывая дорогу. Мирное животное, покачивая своею головою, мерно ступает неуклюжими ногами, по-видимому, совершенно равнодушно относясь и к всаднику, и к продетому через его ноздри толстому волосяному аркану. Далее следуют верблюды, завьюченные разною домашнею утварью, поверх которой восседают, покачиваясь, киргизки. За верблюдами шествуют яки с навьюченными на них юртами и скот, погоняемый остальными членами аула. Лошадей очень мало употребляется для перевозки груза, на них гарцует молодежь, да к тому памирские лошади малорослы, очень некрасивы и дороги; поэтому-то кочевники зачастую ездят на яках, которые вполне заменяют им лошадей, а к тому еще во время больших переходов удобны тем, что дают прекрасное, густое, как сливки, молоко. Мне никогда не приходилось пробовать молока вкуснее ячьего.

Скот памирского кочевника состоит преимущественно из небольшого числа яков, нескольких баранов, малорослых быков и коров, да двух – трех верблюдов, а иногда и лошадей.

Конечно, количество скота зависит от средств киргиза, которые, собственно говоря, и измеряются у местного населения количеством верблюдов и баранов. Зажиточных кочевок на Памире встречается очень не много; наоборот, бедность так и проглядывает везде, несмотря даже на внешний наряд киргизок во время кочевок с места на место, - это просто женское кокетство. Киргизка лучше будет голодать несколько дней, чем откажет себе выменять на турсук кумысу или сыру какое-либо украшение у проезжего таджика, направляющегося через Памир в Афганистан или Бухару.

В большинстве же случаев памирское население очень бедно. На Кизил-Джиике я знал киргиза, у которого считалось 1,900 баранов, да 250 яков, т.е. всего на сумму по нашим деньгам – тысяч на десять. Этот киргиз считался на всем Памире самым богатым человеком. У прочих же киргизов обыкновенно насчитывается скота от 20 до 600 баранов и от 3 до 30 яков. Верблюдов очень немного, и они дорого ценятся.

Такое незавидное материальное положение населения явилось следствием постоянного хозяйничанья на Памире китайцев, кашгарцев и других народов, окружающих эту страну, которые сильно разорили киргизов поборами и различными налогами.

Интересный рассказ, переданный одним из памирских аминов бек-Булатом, очень характеристичен в этом отношении.

В детстве бек-Булат помнил себя среди зажиточной семьи своего отца, жившего около озера Ранг-Куля и бывшего памирским беком (князем), которому подчинялось все население. Долго правил отец бек-Булата и был любим всем народом.

Но вот в 60-х годах пришли на Памир кокандцы и подчинили себе киргизов. Отец бек-Булата, по требованию Худояр-хана, отправился в Коканд, где и был милостиво принят властителем, который одарил его и, увещевая быть верным кокандским подданным, оставил по-прежнему беком Памира, с тем, что отныне Памиры будут принадлежать кокандскому хану. Конечно, тот и не прекословил, к тому же кокандцы были весьма обходительны с покоренными, и хотя и брали подати, но весьма незначительные. Так прошло несколько лет в мире и спокойствии, и отец бек-Булата умер, передав правление своему старшему сыну.

В это время на кашгарский престол вступил знаменитый в истории Якуб-бек, который послал на Ранг-Куль войско, во главе с Кули-беком, для занятия этого места. Кули-бек неожиданно напал на памирцев, убил бека и, разграбив его имущество, назначил управителем бек-Булата, которого заставил присягнуть кашгарскому владыке. Вплоть до смерти Якуб-бека прослужил ему верно бек-Булат, а когда Кашгар был занят китайцами, он исправно продолжал платить подать богдыхану.

Но не долго пришлось бек-Булату пробыть в таком положении. Китайцы, боясь его влияния на киргизов и сношения с русскими, когда по Памиру, в 1889 г., путешествовал подполковник Громбчевский, напали на кочевки правителя Памира и, разграбив его имущество и, отобрав жен, сослали бек-Булата в Кульджу. Однако, ему удалось каким-то образом, после полуторагодичного плена, бежать на Памир, где в это время был генерал Ионов со своими отрядами. Бек-Булат просил покровительства русских и остался под защитой их на Ранг-Куле, куда вскоре и был назначен амином (старшиной).

Вследствие таких метаморфоз и грабежа, у бывшего князя, обладавшего огромными богатствами, осталась одна юрта, четыре яка и сотня баранов.

Но таким образом был разорен не только бек-Булат, и прочие кочевники потерпели не меньше, и до сих пор население не может еще оправиться, не смотря даже на поддержку русского правительства.

В настоящее время на Памире организовано правильное управление, подчиняющее кочевое население одному управителю, назначенному русским правительством и имеющему также помощников в виде аульных старшин – аминов. Первым таким управителем был назначен Тукур-бек, из хорошего, когда-то влиятельного киргизского рода на Алае.



Тукур-бек – высокий, красиво-сложенный мужчина, с небольшою черною бородкою, с смуглым энергичным лицом, с узкими прорезями глаз, - с самого присоединения Памира был ревностным помощником русской администрации и начальнику памирского поста, невдалеке от которого и поместились его кибитки. Жены у Тукур-бека две: обе они дебелые, румяные, с прекрасными черными глазами, лукаво выглядывающими из узких щелок, обрамленных длинными ресницами; обе они очень веселые и обходительные и не особенно застенчивы, что дает возможность и побеседовать с этими представительницами прекрасного пола на Памире.

Сверкая глазами и улыбаясь во весь рот, обнаруживая при этом необыкновенно белые, крепкие зубы, они всегда довольны прибытию кого-нибудь из русских; тогда они быстро наряжаются, нацепляют на себя разные украшения, и потчуют гостей произведениями своего домашнего хозяйства.

Вообще, кочевники Памира, своим добродушием и гостеприимством, оставляют по себе приятное впечатление. Бывало, когда едешь в какой-нибудь аул навестить знакомого киргиза, видишь уже версты за две, что хозяин садится на лошадь и едет встретить гостя и радостно приветствует вас улыбкой и обычными кулдуками (поклонами).

Подъезжаешь к юрте – сейчас же какой-нибудь киргизенок возьмет коня и начинает водить взад и вперед, заботливым взглядом осматривая вспотевшую лошадь. Войдешь в юрту и только успеешь усесться на кошму (войлок), как сейчас же начинается угощение чаем, бауреаками (тесто, вареное в сале), и не успеешь оглянуться, как уж тащат резать барана. Еле-еле удастся убедить иной раз хозяина, что вовсе не для того приезжаешь, чтобы они празднество какое-то устраивали, а просто посмотреть на их житье-бытье; и иногда удается отклонить угощение; но бывает, что никакие просьбы и убеждения не ведут ни к чему – ну, тогда форменный праздник.

В юрту откуда-то набирается целая куча народа, ожидающего угощения, и каждый, чем может, помогает хозяевам. Кто тащит дров, кто налаживает котел, кто режет барана или поморгает киргизкам переливать в чашки молоко и т.д., а прочие стараются разговорами занять своего гостя.

Между этими добродушными людьми встречались мне и не глупые, весьма здраво рассуждавшие на некоторые интересующие их темы, но зато находились и крайне ограниченные и ни к чему не способные, праздно шатающиеся из аула в аул и занимающиеся только лишь сплетнями. Болтая с киргизами в юрте, сидишь, пока не начнет гостеприимный хозяин угощать целым рядом блюд, состоящих из баранины во всех видах. Подают и суп – просто немного соленый мясной навар с таким огромным количеством красного перца, что потом долго горит во рту, и вареную баранину, или же мелко нарезанную кусочками и жареную в сале, а то иногда и просто кусок мяса, жареного на вертеле. Все общество принимается с аппетитом жевать своими здоровыми зубами кушанья, и скоро, обтерев свои руки об сапоги или о полы засаленных халатов, проговорив обычное “Алла” и рыгнув несколько раз, что обозначает благодарность хозяину и полное удовольствие его обедом, снова принимается за чай. Вся компания расходится только тогда, когда сам встанешь и, поблагодарив хозяина и поочередно попрощавшись с каждым из присутствующих, выходишь из юрты. Целая толпа провожает вас на лошадях почти до дому, не переставая засыпать целым градом вопросов.

В свою очередь и киргизы приезжают к вам, ну, и тогда их стараешься угостить на славу. Но самое большое удовольствие для вашего гостя, если вы подарите ему немного пороху. Занимаясь охотой, они очень нуждаются в огнестрельных припасах, так как добыть их очень трудно. Уж непременно, раз вы снабдили киргиза порохом, или одолжили ему ружье, он привезет вам каика, а иногда и архара, и расскажет целую историю о том, с какими препятствиями удалось ему достать ему убитое животное. При этом он не соврет ни капли, описывая те ужасы, когда он на аркане спускался за убитым каиком. Надо увидеть самому те страшные пропасти или скалы, по которым лазают охотники за горным зверем, чтобы вполне поверить описывающему разные трудности охоты кочевнику.

Мне приходилось довольно часто самому охотиться на каика и архара, и я удивлялся, глядя на киргизов, по каким карнизам пробирались они и с каких отвесов спускались в пропасти.

Единственного охотника, безусловно бесстрашного, я встретил только одного, который, не взирая ни на какие преграды, охотился на Памире – это генерала Ионов. Ну, зато его имя и гремит среди самых ярых охотников Туркестана, а иностранцы, приезжавшие поохотиться и отважившиеся ехать с ним в горы, приходили в недоумение и не решались следовать за отважным охотником.

Кроме охоты памирские кочевники очень любят спорт. В виду того, что сильно разреженный воздух Памира и почти полное отсутствие хороших лошадей не дает им возможности устраивать любимую игру прочих киргизов, улак и бойгу, они, применяясь к местным условиям, они заменили их скачками на верблюдах.

Это оригинальное дикое развлечение является таким интересным явлением среди памирского населения, что я считаю не лишним посвятить несколько слов этому спорту.

Задолго до ежегодного праздника, богатые киргизы начинают подготавливать горбатых животных к предстоящей скачке. Их, каждый день, гоняют по несколько часов рысью и таким образом мало-помалу приучают животное привыкать к этому аллюру, который обыкновенно оно избегает применять и только в случае какой-либо опасности прибегает к нему, спасаясь бегством. Приученные бегать верблюды перед состязанием держатся по несколько дней без пищи и питья, и вот в назначенный день они немного получают корму.

Со всех концов Памира стекается множество любопытных, все спешат на предстоящую тамашу (увеселение). Теперь обыкновенно собираются киргизы около русского укрепления на Мургабе, близ переправы Шаджань, где три года, как вырос туземный базарчик, имеется караван-сарай и чай-хане.

Версты на четыре, а иногда и больше, расчищается место, и вот спортсмены садятся на горбы своих верблюдов. Целою шеренгою стоят они со своими всадниками и, издавая невозможный рев, ожидают сигнала, чтобы броситься рысью вперед.

Но вот дан знак, и киргизы заработали локтями.

Не сразу тронулись все верблюды, некоторые артачатся, но веревка, прикрепленная к продетой через ноздри палке, оказывает свое действие. Верблюд страшно ревет и бросается догонять уже умчавшихся всадников. С боков раздаются гортанные крики скачущих на своих лошадях или яках киргизов, подбодряющих верблюдов. Крик, гиканье, свист, удары нагаек и поощрение зрителей – все сливается в ужасный гул.

Но вот один из верблюдов споткнулся и рухнул на землю – седок, не удержавшись на горбе своего животного и, совершив довольно продолжительное воздушное путешествие, падает на землю. Кругом поднимается хохот, на несчастного спортсмена так и сыплются насмешки, а он, ругаясь, подходит к лежащему верблюду и старается поднять – но животное только жалобно воет. У него сломана нога.

Между тем состязающиеся достигают конечного пункта. Крики и гиканье усиливаются. Впереди несется рыжий верблюд с седоком в остроконечной шляпе. Глаза его лихорадочно горят, и кажется, что он не замечает ни того, что делается с боков, ни тех криков поощрения, которые раздаются ему во след. Он видит, что расстояние между ним и колом, вбитым в землю и обозначающим предел бега, все уменьшается и уменьшается, но вместе с тем он слышит, как топот настигающего верблюда становится все отчетливее и отчетливее.

Он напрягает свое горло, поощряя гиканьем верблюда.

Вот несколько саженей осталось только до цели. Вот он взмахивает еще раз нагайкой и мысленно уже вкушает торжество победителя...

Вдруг с левой стороны мелькнула вытянутая шея бурого верблюда. Вот и весь верблюд показался с сидящим на нем киргизом. Еще момент, и несчастный победитель видит уже спину своего противника.

Вне себя от злобы, он бьет изо всей силы по голове несчастное животное – но поздно. Впереди слышны крики приветствия, и счастливец победитель, приветствуемый толпою, идет получать призовой халат.

Чины памирского гарнизона за последнее время принимали участие в этом оригинальном спорте, при чем призы были розданы офицерами.

Вообще памирские киргизы весьма охотно участвуют во всевозможных скачках и состязаниях и иногда, для присутствия на какой-нибудь бойне, едут целые сто верст, а иногда и дальше.

Однако, между мирным кочевым населением Памира встречаются и люди, занимающиеся грабежом. К этому разряду кочевников принадлежит семья известного памирского разбойника Сахин-Назара, игравшего довольно видную роль во время событий в памирском ханстве, известных под названием афганской смуты.

Интереснее всего, что разбойник этот, грабя караваны, не подвергался притеснению ни русского, ни афганского правительства. Наоборот, афганский эмир заискивал у него, пользуясь его помощью. На истоках реки Кудары, почти в неприступном месте, стоят зимовки этого разбойника, где семья его проводит обыкновенно суровые памирские зимы, а летом откочевывает в долину Алая.

В 1892 г. я посетил эти зимовки и видел Сахин-Назара. Это был рослый, крепко сложенный киргиз с длинною седою бородою, при виде которого невозможно было и представить себе, что этот почтенный старец занимается грабежами. Его два сына, наоборот, имели весьма разбойничий вид.

Обыкновенно, проследив богатый караван, направляющийся в Бухару или Туркестан с контрабандой, шайка Сахан-Назара нападала на него и, разграбив имущество, или отпускала на все четыре стороны возчиков, или брала их в рабство. Редко разбойник нападал на одиночных людей, и вообще грабежи его не отличались кровопролитием.

В 1894 году Сахин-Назар умер, завещав своим сыновьям заниматься мирным промыслом и навсегда оставить разбой. Но разве могли люди, которые с молоком матери всосали разбойничий дух, отказаться от лихого промысла, и они по-прежнему продолжали производить нападения на караваны, пока, наконец, русское правительство не приняло энергичных мер и не заставило братьев навсегда отказаться от легкой наживы.

Познакомившись ближе с памирским кочевым населением и его бытом, во всяком случае, можно вывести заключение, что этот народ, при всей своей наружной невзрачности и бедности, представляет собой весьма отрадное явление среди народов Средней Азии своей честностью, добротою, гостеприимством и оставляет прекрасное впечатление на посетившего Памир путешественника, побывавшего в среде радушных кочевников этой дикой страны.

Б.Л.Тагеев. Памирские киргизы.

Литературное приложение к журналу «Нива», 1897, №38, с. 895-896, 898-899, 902