Киргизы: исторические сведения

Киргизы (само название кыргыз) были известны в дореволюционной литературе под названием кара-киргизов, т. е. черных киргизов (а также «закаменных» или «дикокаменных>> киргизов). Это название продолжало отчасти сохраняться и в первые годы после Великой Октябрьской социалистической революции (до 1925 г.). Сосе­дей киргизов — казахов раньше ошибочно называли казак-киргизами, вследствие чего очень часто казахов и киргизов неправильно рассматри­вали как единый народ. В китайских источниках XVIII в., а также сре­ди калмыков киргизы были известны под названием бурут.

Киргизы составляют основную массу населения Киргизской Совет­ской Социалистической Республики. Эта республика, занимающая пло­щадь в 198,5 тыс. кв. км, на севере граничит с Казахской ССР, на западе— с Узбекской ССР и Таджикской ССР, на юге — с Таджикской ССР (здесь граница проходит по Заалайскому хребту) и на юго-востоке, на протяжении 820 км,— с Китайской Народной Республикой. В ее состав входят две области — Ошская и Тянь-Шаньская и 15 районов республи­канского подчинения, расположенных в Чуйской и Таласской долинах и в Иссык-Кульской котловине.
Столица республики — г. Фрунзе, ранее уездный г. Пишпек. В нем родился и вырос виднейший деятель Советского государства полководец Красной Армии М. В. Фрунзе.
В 1959 г. в Киргизской ССР насчитывалось 2 066 тыс. жителей, тог­да как в 1913 г. на этой же территории жило 864 тыс., а в 1939 г.— 1 450 тыс. человек. Увеличение численности населения в Киргизской ССР было вызвано не только значительным притоком населения из других респуб­лик, но все более прогрессирующим его естественным приростом.
Большой приток населения в Киргизскую ССР был обусловлен пе­реводом сюда промышленных предприятий из центральных районов страны во время Великой Отечественной войны и развертыванием нового строительства в послевоенный период. Вследствие этого при абсолютном увеличении численности киргизов в пределах Киргизской ССР на 11% удельный вес их во всем населении республики уменьшился с 52% в 1939 г. до 40,5% в 1959 г.
Все населенное киргизами огромное пространство в пределах Кир­гизской ССР и за ее границами представляет собой горную страну, пересе­ченную высочайшими хребтами Тянь-Шаньской и Памиро-Алайской систем и отчасти Гиндукуша.
Киргизов, проживающих на территории СССР, насчитывалось в 1926 г. 762,7 тыс., а в 1939 г. 884,3 тыс. По данным переписи населения 1959 г., численность киргизов в СССР составляет 968,7 тыс. человек.
Большой прирост киргизского населения в СССР за годы Советской вла­сти виден из сопоставления этих данных со сведениями, относящимися к 1917 г., согласно которым численность киргизов определялась в 670—680 тыс. человек.
Подавляющее большинство киргизского населения (836,8 тыс. человек, или 86,4%) проживает в пределах Киргизской республики. Среди ос­новного, киргизского, населения республики более или менее компакт­ными массивами живут русские (623,6 тыс. человек) и украинцы (137 тыс. человек). Их селения расположены в Чуйской и Таласской долинах, в Иссык-Кульской котловине и в некоторых районах Ошской области. В граничащих с Узбекской ССР сельских районах и городах Ошской об­ласти довольно многочисленны узбеки (218,6 тыс. человек). Кроме того, в Киргизской ССР живут татары (56,3 тыс. человек), казахи (20,1 тыс. человек), таджики (15,2 тыс. человек), уйгуры (13,8 тыс. человек), дун­гане (11,1 тыс. человек), немцы (39,9 тыс. человек), чеченцы и др. Таким образом, Киргизия является многонациональной республикой.
Киргизы живут также на территории названных выше соседних республик: 92,7 тыс. человек в Узбекской ССР (главным образом в Ферганской и Андижанской областях), 25,6 тыс. человек в Таджик­ской ССР, преимущественно в пределах Джиргатальского района (в Каратегине) и в Мургабском районе Горно-Бадахшанской автономной области — на восточном Памире, представляющем собой высокое пустын­ное нагорье, 6,8 тыс. человек в Казахской ССР и 0,2 тыс. в Туркмен­ской ССР.
Имеющиеся данные свидетельствуют о том, что расселение киргизов в XVIII—XIX вв. несколько отличалось от современного. Они распро­странялись значительно далее на запад. Так, по сведениям, собранным таджиковедами, 200—300 лет назад весь Каратегин (на территории сов­ременной Таджикской ССР) был заселен киргизами, но затем они были постепенно вытеснены оттуда таджиками и остались лишь в самой восточ­ной части Каратегина, находящейся по соседству с долиной Алая (сов­ременный Алайский район Киргизской ССР). Позднее происходил про­цесс частичного заселения таджиками и этого района. В третьей четверти в. небольшие группы киргизов еще жили в долине Зеравшана: в Самаркандском отделе их насчитывалось 665 человек, в Катта-Курган- ском отделе 372 двора, в Ургутском тюмене (волости) 17 дворов.
В конце XIX в. в Бухарской части долины Зеравшана было 20 селе­ний и шесть арыков, носивших название «кыргыз». Прямыми потомками киргизов, населявших ранее долину Зеравшана, следует считать жителей Бухарского, Гиждуванского, Кермининского и Шахрисябзского уездов, которые отнесли себя в 1924 г. к узбекскому племени кыргыз. Этих кыр- гызов насчитывалось 5600 человек.
Продвижение киргизов в эти районы в более раннее время было свя­зано с политическими и военными событиями, происходившими в XVII—вв. В дальнейшем значительная часть киргизов осела здесь и под­верглась влиянию окружающего оседлого населения, а затем и стала от­носить себя к узбекам.
За пределами СССР киргизы живут главным образом в Синьцзян- Уйгурском автономном районе Китайской Народной Республики. Здесь расположены киргизский автономный округ Кызыл-Суу, в котором про­живает около 50 тыс. киргизов, киргизский район Кёк-Терек в уезде Кызыл-Курэ (Текес) Илийского (Казахского) автономного округа и кир­гизская волость в уезде Монгол-Курэ (Чжаосу). Всего в КНР, по пере­писи 1953 г., насчитывалась 71 тыс. киргизов. До 25 тыс. киргизов ко­чует в пределах Большого и Малого Памира и на склонах Гиндукуша в Бадахшанской области Афганистана, немногочисленные группы живут в ближайших к советскому Памиру горных областях Пакистана. Тесно связана с киргизами по своему происхождению небольшая тюркоязычная (но сильно омонголившаяся) этническая группа под названием хотоны, проживающая в районе Улангома и р. Убса (северо-западная часть Мон­гольской Народной Республики) в количестве нескольких сот семей.
Еще в недавнем прошлом у киргизов сохранялось родоплеменное де­ление, но племенные различия не были резко выражены. В большей сте­пени некоторые особенности быта были свойственны крупным территори­альным группам. Так, в известной мере отличаются от остальных кирги­зы, населяющие Ферганскую котловину, прилегающие к ней хребты и восточный Памир. Этих киргизов условно принято называть южными киргизами в отличие от северных киргизов, населяющих Тянь-Шань, Прииссыккулье, долины рек Чу и Таласа.
В то же время среди киргизов имеется несколько групп, которые хотя и причисляются к киргизам, но по некоторым данным имеют иное про­исхождение. К ним относятся, например, группы под названием курку- рвв (свыше 100 семей в Кировском районе), курен (60—70 семей в Ат- Башинском и Нарынском районах Тянь-Шаньской области), калча (несколько десятков семей) и др. К киргизам причисляют себя и входив­шие раньше в те или иные киргизские родовые подразделения небольшие группы калмыцкого происхождения, которые называются калмак или по имени предка группы. Они живут в некоторых пунктах Чуйской долины и Тянь-Шаньской области и насчитывают немногим более 100 семей.
Несколько более обособленное положение среди киргизского населе­ния Прииссыккулья занимала до Октябрьской революции группа кал­мыков, которая была известна под названием сарт-калмак (сарт-калмык). Она сохраняла некоторые этнографические особенности в быту и отчасти родной язык. Предки сарт-калмыков поселились в окрестностях г. Кара- кола (ныне Пржевальск) в 1884 г. Позднее в состав этой группы вошли также киргизы из разных племен. От других калмыков эта этнографиче­ская группа отличалась главным образом тем, что исповедовала ислам. В настоящее время большинство сарт-калмыков причисляет себя к кир­гизам, и по существу они уже слились с окружающим киргизским насе­лением. Сарт-калмыки живут в основном в селениях Бёрюбаш и Чельпек Каракольского района. По данным переписи 1959 г., их насчитывается в Киргизии 2,4 тыс. человек, причем 1845 человек назвали своим родным языком киргизский.
К киргизам относит себя и смешанная этнографическая группа под названием чала-казак, населяющая западную часть г. Фрунзе (б. сел. Кызыл-Аскер) и некоторые пункты в Таласской долине.
Киргизский язык принадлежит к северо-западной группе тюркских языков. Во время всесоюзной переписи населения 1959 г. 98,7% кир­гизов, проживающих в СССР, назвали своим родным языком киргизский.
В антропологическом отношении киргизы в общем мало отличают­ся от казахов. Однако при тщательном изучении большого числа раз­ных территориальных и этнографических групп киргизов, при детальном сопоставлении их с казахами, с другими народами Средней Азии, а также с алтайцами удалось все же установить, что центральноазиатский монго­лоидный элемент входит в состав киргизов в еще большем объеме, чем в состав казахов. Но, несмотря на это, киргизы все же немного отличаются и от южных алтайцев и от бурят и занимают промежуточное положение между алтайцами и казахами.
В отличие от казахов, территориальные различия в антропологиче­ском типе киргизов все же намечаются. На Иссык-Куле, на Тянь-Шане и в некоторых группах на Алае особенности центральноазиатского монго­лоидного типа выражены несколько более отчетливо, чем в Чуйской, Таласской и Ферганской долинах. Интересно, однако, что среди кирги­зов ослабление выраженности монголоидных особенностей в общем не сопровождается уменьшением доли карих глаз, но, хотя и в незначитель­ной степени, связано с уменьшением ширины лица и размеров головы. Это говорит о том, что тип Среднеазиатского междуречья, который не удается обнаружить в составе казахов, в составе киргизов все-таки имеет­ся, хотя доля его участия очень мала.
Преобладающим в составе киргизов является, таким образом, цент­ральноазиатский монголоидный тип. Безусловно имеется и примесь ев­ропеоидных элементов, причем в состав киргизов вошли, по-видимому, оба европеоидных элемента Средней Азии: андроновский, имеющийся также в-составе казахов, и памирский, составляющий основу таджикско-узбек­ского типа Среднеазиатского междуречья.
ИСТОРИЧЕСКИЕ СВЕДЕНИЯ
Вопрос о происхождении киргизского народа, принадлежащего, по мнению В. В. Бартольда, к числу древнейших народов Средней Азии, от­носится к наиболее сложным в историографии СССР. Его обсуждают в русской и западноевропейской литературе около полутора столетия. Слож­ность этого вопроса заключается в том, что историческими источниками засвидетельствовано существование двух этнических общностей, носив­ших название кыргыз: в Южной Сибири — на Енисее и в восточной части Средней Азии — в горах Тянь-Шаня и Памиро-Алая.
В течение некоторого времени главное внимание уделялось истории енисейских киргизов, которые стали известны русским в XVII в. Пер­вым русским ученым, который привел достоверные сведения о киргизах, обитавших в Средней Азии, был П. И. Рычков, написавший в конце 1740-х годов исследование «Краткое известие о татарах и о нынешнем сос­тоянии тех народов, которые в Европе под имянем татар разумеются». В 1749 г. эта рукопись была направлена В. Н. Татищеву как материал для его исторических работ. Рычков дает оригинальную краткую харак­теристику собственно киргизов, которых он отличает от «киргиз-кайса- ков» или «казаков» (казахов).
В его исследовании под названием «алатай киргизы» описывается «на­род кочевой и силной», который «за Ташкентом, от Большой Кайсацкой орды расстоянии в пяти или шести днях, кочует около городов Ходжента, Найматана (Намангана.— Ред.) и Марталана (Маргелана.— Ред.) в горах каменистых и неприступных. Они имянуются Ала Тау (отколь сей народ и звание имеет) и суть между Зюнгарского владения и реки Сыр- Дарьи называемой при урочищах Балхаши и Кор кур. Их некоторая часть состоит под Зюнгарами, а протчие — особо, которые часто воюют с зюнгорскими калмыками. И збирается их на войну от двадцати до трид­цати тысяч человек». Характерно, что среди киргизов до сих пор сох­раняется самоназвание алатоолук кыргыздар (алатауские киргизы). В опубликованном позднее труде П. И. Рычков дополнил свою характе­ристику киргизов: «...и хотя их на войну сбирается не более как около тридцати тысяч человек, но по ситуации жилищ их, зюнгорцы и никто из тамошних владетелей преодолеть их не могут».
Одновременное существование этнонима «кыргыз» в Сибири и Средней Азии наводило на мысль об общем происхождении и родстве носителей этого этнонима. С 1820-х годов в этом направлении начали вы­сказываться различные гипотезы. Н. Я. Бичурин (Иакинф) выступил с обоснованием своей точки зрения, согласно которой тянь-шаньские кир­гизы имеют самостоятельное происхождение. Он полемизировал с И. Э Фишером и А. И. Левшиным, настаивавшими на этнической общности енисейских и тянь-шаньских киргизов. Крупный вклад в разработку воп­роса о происхождении киргизов внес казахский ученый Чокан Валиханов. В его взглядах имеются противоречия, но все же он склоняется к мысли о том, что киргизы являются аборигенами Тянь-Шаня и прифер- ганских областей. Он доказывал, что кочевые пути киргизов простирались до Алтая и Хангая, куда они совершали переходы на летние пастбища. Впервые с концепцией о переселении киргизов выступил В. В. Радлов. Он высказал предположение, что киргизы переселились на Тянь-Шань в период расцвета их государственности на Енисее в X в. Позднее дру­гие исследователи поддержали эту концепцию, считая лишь, что енисей­ские киргизы могли появиться на Тянь-Шане позднее, в период монголь­ского завоевания (XIII в.).
С новой, но весьма малообоснованной гипотезой происхождения тянь-шаньских киргизов выступил Н. А. Аристов, отождествлявший древних киргизов с усунями.
В основанном на письменных источниках труде, посвященном ис­тории Семиречья, в состав которого входила значительная часть совре­менного Киргизстана, В. В. Бартольд широко использовал написанное в середине XVI в. на персидском языке сочинение «Тарихи Рашиди» Му­хаммеда Хайдера Дуглата, содержащее первые достоверные сведения о пребывании киргизов на Тянь-Шане. Хотя В. В. Бартольд и допускает возможность частичного появления здесь киргизов в X в., но приходит к выводу, что «главная масса киргизов переселилась в Семиречье значи­тельно позже».
Для решения проблемы происхождения киргизского народа учеными были привлечены письменные источники, в особенности китайские, а также народные предания и данные этнонимики. Тем не менее в дореволюционной литературе эта проблема не получила разрешения. Это можно объяснить прежде всего ограниченностью источников и крупными пробелами в них, а также недостаточным учетом данных сопредельных наук.
Только в советское время появилась возможность поставить решение проблемы этногенеза киргизского народа на прочное научное основание. Первым крупным вкладом явилось издание в 1927 г. труда акад. В. В. Бартольда «Киргизы», написанного по просьбе научного центра Киргиз­ской автономной области. В этом труде В. В. Бартольд обобщил все из­вестные к тому времени письменные и литературные источники о кир­гизах.
Как он сообщает, первым по времени известием о енисейских кирги­зах является упоминание в труде китайского историка Сыма Цяня о под­чинении гуннами на севере царства Гэ-гунь в 201 г. до н. э. Название «гэ-гунь», встречающееся позднее в виде «гянь-гунь» или «цзянь-кунь», некоторые историки отождествляли с названием «кыргыз».
По мнению синолога Пелльо, гянь-гунь — монгольское образование единственного числа и должно читаться как кыркун. На основании ана­лиза многочисленных источников советский ученый Ю. А. Зуев пришел к выводу, что термин «кыркун» (цзянь-кунь китайских летописей) отно­сился к тюркоязычному гуннскому этносу, появление же этнонима «кыр- гыз» он связывает с дроблением гуннского племенного образования и отно­сит к V—VI вв.
Страна Гянь-гунь первоначально находилась, по-видимому, в преде­лах современной северо-западной Монголии, в той местности, где теперь расположено оз. Кыргыз-Нор. Во время гуннских нашествий гянь-гунь- цы были вытеснены на север, в Минусинскую котловину (бассейн р. Ени­сея), где и смешались с жившими там динлинами. Древнейшей террито­риально-племенной общностью, в рамках которой начался процесс этно­генеза древних киргизов, С. П. Толстов[1] считает именно динлинские племенные союзы.
Из истории китайской династии Тан — «Тан Шу» (618—907 гг.) изве­стно, что китайский полководец Ли-лин, перешедший в 99 г. до н. э. на службу к гуннам, получил от них во владение страну Хягас (так при ди­настии Тан писали этноним «кыргыз»).
В связи с описанием появившихся в VI в. на обширных пространствах Азии тюркоязычных племен, известных под названием ту-кю, «Тан Шу» сообщает о подчинении западнотюркскому правителю Ду-лу в 638 г. народа Гэ-гу (одна из транскрипций этнонима «кыргыз»). По-видимому, одновременно другая часть страны Хягас находилась в зависимости от восточной ветви тюрков, господствовавшей в восточной Монголии. Уже для этого периода источники отмечают наличие среди киргизских племен знати, имущественного неравенства, классовой борьбы.
Некоторые сведения о древних киргизах содержатся в эпитафиях на древнетюркских камнеписных памятниках, известных под названием енисейско-кыргызских и орхонских (открыты на Енисее и Орхоне, при­токе Селенги). В них, в частности, сообщается, что восточнотюркским правителям — каганам — пришлось вести борьбу с кыргызами. Борьба продолжалась почти до полного поражения тюрков-огузов и перехода их владений к уйгурам (745 г.). В течение этого времени киргизы поддерживали тесные отношения с Китаем, неоднократно снаряжали к китайцам посоль­ства и вступали с ними в коалицию в борьбе против тюрков. Пространст­во, населенное киргизскими племенами, простиралось в этот период от верхнего Енисея до Байкала. Южная граница их страны достигала Вос­точного Туркестана.
После ряда столкновений с киргизами уйгурам удалось в 758 г. по­корить киргизские племена. Однако и после этого киргизы продолжали оказывать уйгурам сопротивление. В 840 г. борьба киргизских феодалов с уйгурскими закончилось поражением последних и взятием их столицы на Орхоне. Часть уйгуров подчинилась киргизам, другие ушли на юг. Меж­ду прочим в качестве соседей и союзников киргизов в этот период и позд­нее-постоянно упоминаются кар луки — племена, занимавшие господ­ствующее положение в северной части Тянь-Шаня со второй половины VIII и почти до середины X в.
В описываемое время (VII—IX вв.), как сообщают китайские хроники, киргизские племена занимались не только скотоводством, но также охо­той и ьемледелием. Они разводили крупный рогатый скот, овец, лошадей и верблюдов. Охотились на маралов, лосей, косуль. Сеяли просо, ячмень, пшеницу. У них было свое металлическое производство. Жили в войлоч­ных юртах, питались преимущественно мясом и кобыльим молоком. Одева­лись в бараньи тулупы, носили войлочные шляпы. Женщины носили шерстяную и шелковую одежду. Перед домом предводителя киргизов, известного под названием ажо (ср. кирг. ажа — старшой), стояло знамя. Войско собиралось из всех киргизских родов. На войне пользовались лу­ком и стрелами. Для предохранения от стрел и сабельных ударов ноги, руки и плечи прикрывали небольшими деревянными щитками. Подчи­ненные киргизам племена платили дань соболями и белками. У киргизов была своя письменность, Исчисление времени велось по двенадцатилет­нему животному циклу. По религии киргизы были шаманистами; покой­ников они сжигали, оставшиеся после сожжения кости через год зары­вали в землю.
Китайские сведения о киргизах дополняются персоязычными и ара­боязычными источниками IX—XI вв. В них сообщается, что киргизы кочуют со своим скотом, у них нет ни деревень, ни городов, едят они про­со, рис и всякое мясо (кроме верблюжьего). Приводятся сведения о почи­тании огня и планет Сатурна и Венеры, о наличии дома богослужения и молитв, при совершении которых они обращаются к югу, о существова­нии у них трех годовых праздников.
По степени культурного развития киргизы стояли, по-видимому, выше своих северных и восточных соседей.
Победив уйгуров, киргизские племена, предводительствуемые военно­феодальной знатью, продвинулись на юго-восток и заняли территорию Монголии. Их влияние распространилось до западного Тянь-Шаня. Они продолжали поддерживать дружественные отношения с китайской дина­стией Тан, посылали в Китай посольства, вели торговлю с тибетцами, кар- луками и арабами. По-видимому, достигли они соглашения и с уйгурами, жившими уже в Восточном Туркестане, от уйгуров к ним приходили ка­раваны. Из страны киргизов вывозилось много мускуса, высоко ценив­шегося в мусульманских странах, и мехов, а также березовое дерево и рог.
Центром складывавшегося военно-политического объединения, во главе которого стояла знать киргизских племен, являлась Минусинская котловина и территория, занимаемая современной Тувинской АССР. Кир­гизская государственность того времени характеризовалась господством раннефеодальных отношений. Для военно-административного объедине­ния киргизских племен были еще весьма характерны сильные пережитки патриархально-родового строя и племенных связей. Вместе с тем это была пора наивысшего расцвета политического могущества киргизов.
В начале X в. временное господство киргизских племен в Монголии закончилось, оно перешло к киданям (или кара-китаям), которые в 924 г. совершили поход из Северного Китая в Монголию. Часть киргизских пле­мен, вероятно, осталась при кара-китаях в Монголии. Однако в течение нескольких последующих столетий источники упоминают главным образом о пребывании киргизов на Енисее, к северу от Саянского хребта.
С возвышением Чингис-хана и завоеванием им Монголии и Средней Азии роль киргизов в политической жизни соседних стран несколько воз­росла. В 1207 г. Чингис-хан отправил к киргизам послов с требованием покорности. Однако киргизские вожди оказали сопротивление, а в 1218 г. начали войну с монголами. Чингис-хан оказался вынужденным послать против киргизов войско под начальством старшего сына— Джучи. Стра­на киргизов вместе с Китаем и Монголией вошла в состав владений млад­шего сына Чингис-хана — Тулуя. Участия в монгольских завоеваниях киргизы, по-видимому, не принимали.
О судьбе киргизов в XIV и XV вв. имеются лишь крайне фрагментар­ные сведения, преимущественно в монгольских, отчасти в персоязычных источниках. Новые сведения о киргизах появились в связи с событиями начала XVI в., но, как говорилось выше, эти сведения относятся уже к киргизам, живущим в пределах Тянь-Шаня.
Большая часть заселенной ныне киргизами территории входила в XVI в. в состав страны, носившей название Моголистана. В упомянутом труде «Тарихи Рашиди» при описании междоусобиц, происходивших в 1503—1504 гг. между наследниками монгольского хана Ахмеда, упоми­наются киргизы, которых враждующие стороны признали виновниками происходивших в Моголистане смут и большей частью перебили. Остав­шимся было разрешено кочевать на южной стороне Иссык-Куля. В 1514 г. киргиз Мухаммед оказал большие услуги монгольскому хану Султан Саид-хану в завоевании Кашгарии, за что был награжден подарками и отправлен в Моголистан, где ему подчинились все киргизы. В 1524 г. в страну киргизов пришел казахский хан Тахир, к которому присоедини­лась большая часть киргизов. Некоторое время киргизы и казахи имели общих ханов, но затем стали выступать самостоятельно. В 1558 г. кир­гизы и казахи уже не составляли единого политического целого. На про­тяжении XVI в. и почти всего XVII в. мирная жизнь киргизского насе­ления непрерывно нарушалась. Трудящимся приходилось вести борьбу с гнетом моголистанских ханов, а затем против вторгавшихся на их зем­ли калмыцких, узбекских и других ханов и феодалов. Нередко и киргиз­ские феодалы устраивали грабительские набеги, принуждая своих соро­дичей принимать в них участие. Мужество киргизских воинов призна­вали даже враги. Недаром современники называли киргизов «дикими львами» Моголистана. В этот период киргизов не считали мусульманами, хотя отдельные их предводители (в частности, названный выше Мухаммед) исповедовали ислам. По описаниям того времени, киргизы жили в труд­нодоступных местах; в случае нападения врагов они отсылали свои семьи в глубь гор и сами защищали проходы.
После краткого обзора истории енисейских и тянь-шаньских кирги­зов уместно снова вернуться к вопросу о том, каким образом и когда поя­вились киргизы на Тянь-Шане, какое они имеют отношение к енисейским киргизам и происходило ли переселение последних на Тянь-Шань.
Много сил посвятил разрешению этих вопросов А. Н. Бернштам. Его гипотеза происхождения современного киргизского народа основывается на дальнейшем развитии положений, выдвинутых в свое время Аристо­вым и Радловым. А. Н. Бернштам рассматривал появление киргизов на Тянь-Шане как результат переселения сюда енисейских киргизов, которое происходило несколькими этапами: во время движения северных гуннов во главе с шаньюем Чжи-Чжи (начиная с 49 г. до н. э.), в период существо­вания Западно-Тюркского каганата, но главным образом в IX—X вв., в период политического возвышения енисейских’киргизов *. В обоснова­ние своей гипотезы А. Н. Бернштам положил письменные источники (ки­тайские хроники и сочинения восточных авторов), а также археологи­ческие материалы, свидетельствующие о связях Тянь-Шаня с Саяно- Алтаем.
Некоторые источники содержат упоминания о пребывании киргизов в домонгольский период в непосредственном соседстве с Тянь-Шанем. Так, в анонимном персоязычном источнике X в. («Худуд ал-Алем») упоминает­ся о киргизах и городе Кыркыз-хана к северу от Тянь-Шаня. Подобного рода указания имеются у Истахри (X в.), Бекрана (XIII в.). Но данные этих и других источников не вполне отчетливы и не позволяют уверенно утверждать, что киргизы обитали здесь до XV—XVI вв., хотя на это и указывают некоторые косвенные факты. Часть страны Хягас, т. е. кир­гизов, уже в VII в. входила в состав владений западных тюрков, занимав­ших северный Тянь-Шань; в IX в. енисейские киргизы были соседями карлуков и находились в оживленных сношениях с ними и с другими пле­менами, занимавшими территорию Тянь-Шаня.
Предложенная А. Н. Бернштамом гипотеза приобрела много сторон­ников, но в ней имелись слабые места и недостаточно обоснованные утверждения. Назрела необходимость решить эту проблему коллективными усилиями.
Вопрос о происхождении киргизского народа вызывал и вызывает ог­ромный интерес со стороны научной общественности Киргизии. Учитывая неполноту имеющихся источников по этому вопросу и придавая большое значение правильному решению проблемы этногенеза киргизского наро­да, основанному на выработанном советской наукой комплексном методе, Киргизский филиал Академии наук СССР (ныне Академия наук Киргиз­ской ССР) совместно с Институтом этнографии и Институтом истории ма­териальной культуры Академии наук СССР организовал в 1953—1955 гг. Киргизскую комплексную археолого-этнографическую экспедицию, в составе которой действовали археологические, антропологический, этно­графический и картографический отряды. После окончания полевых ра­бот экспедиции в 1956 г. в г. Фрунзе была созвана научная сессия по этногенезу киргизского народа, которая подвела итоги исследований этой проблемы и наметила основные пути ее решения.
Еще до проведения сессии складывалось мнение, что в этногенезе киргизского народа принимали участие и центральноазиатские и местные, среднеазиатские, этнические элементы. Однако необходимо было опреде­лить удельный вес тех и других и наметить хронологические рамки появ­ления на современной территории выходцев из центральной Азии.
На основе собранных Киргизской комплексной экспедицией материа­лов и других исследований, а также широкого обсуждения проблемы киргизского этногенеза на указанной научной сессии представителями раз­личных научных дисциплин было установлено, что основное ядро киргиз­ского народа или по крайней мере один из основных компонентов, вошед­ших в его состав, имеет центральноазиатское происхождение.
Антропологические исследования, проведенные под руководством Г. Ф. Дебеца, показали, что центральноазиатский антропологический тип входит в состав киргизов в большей мере, чем в состав любого друго­го народа Средней Азии, не исключая казахов. При этом удельный вес монголоидного элемента в составе населения Киргизии в I тысячелетии н. э. был гораздо меньше, чем в настоящее время. Палеоантропологиче­ские материалы свидетельствуют о резком повышении в Киргизии доли монголоидного элемента центральноазиатского происхождения в первые века II тысячелетия н. э. Эти данные приводят к выводу о том, что имен­но в это время происходили значительные по своим этногенетическим последствиям исторические события.
Существенное значение для решения проблемы киргизского этноге­неза имеют данные языка. Известно, что по ряду важнейших классифи­кационных признаков киргизский язык наиболее близок к горно-алтайскому. Признаки, объединяющие эти языки, могли возникнуть лишь на единой языковой основе и в пределах общей для предков киргизов и ал­тайцев территории — на Алтае или в приалтайских областях. Киргизский язык не мог сформироваться в обстановке значительной разобщен­ности между крупными племенными объединениями киргизов, которая была характерна для киргизов на Тянь-Шане. Исследуя историю кир­гизского языка в свете всех этих факторов, киргизский языковед Б. М. Юнусалиев пришел к выводу, что языковая общность киргизов должна была сложиться за пределами современного местообитания киргизов, скорее всего к востоку от него, причем это произошло в относительно не­давнее время, что может быть подтверждено не слишком значительными расхождениями в существующих диалектах киргизского языка.
Таким образом, выводы антропологов и языковедов оказались чрез­вычайно близкими друг другу.
Широко привлеченные к решению проблемы этногенеза киргизского народа этнографические данные позволили сделать чрезвычайно важные выводы. Хотя в культуре киргизского народа, в особенности в его мате­риальной культуре, имеется много черт, свидетельствующих о его тес­ных связях с другими народами Средней Азии и Казахстана, следует при­знать, что эта общность элементов культуры должна рассматриваться как сравнительно позднее явление. В то же время многочисленные факты, относящиеся к различным сторонам материальной культуры, хозяйства и мировоззрения, а также этнонимика и народные предания убедительно го­ворят об этногенетических связях киргизов с народами Алтая, Приир­тышья, Монголии, Восточного Туркестана, а также притибетских райо­нов.
Эти факты позволяют выдвинуть положение о том, что процесс фор­мирования современных киргизских племен происходил главным обра­зом на территории восточного Притяныпанья и прилегающих областей на базе тюркоязычных племен, значительная часть которых по своему происхождению, вероятно, восходит к племенам эпохи тюркских кага­натов и государств VI—X вв. В более поздний период в процесс кир­гизского этногенеза включились и некоторые племена монгольского происхождения. На территории Средней Азии, куда киргизы продви­нулись, очевидно, в послемонгольское время, состав формировавшейся здесь киргизской народности пополнялся, с одной стороны, казах­ско-ногайскими элементами, а с другой — местными, среднеазиатскими, в лице узбеков и отчасти таджиков.
В этой связи значительный интерес представляет сложная группа так называемых ичкиликов, обосновавшихся на территории современной Кир­гизии, в ее юго-западных районах. Высказывавшиеся неоднократно мнения о чуждости этой группы киргизам в целом в свете последних данных эт­нографии и языкознания должны быть отброшены. Однако сложение этой группы происходило в силу разных причин особыми путями. Появление основного ядра ичкиликов в Средней Азии, куда они пришли преимуще­ственно с территории Восточного Туркестана, можно связывать с движе­нием группы киргизов через Каратегин в Гиссар в 1635—1636 гг. Однако здесь ичкилики впитали в себя значительные группы местного тюркоязыч­ного населения. Об одной из таких крупных групп упоминал в своих ме­муарах узбекский султан Бабур, называя ее чакрак (чограк, чегерак) в отмечая, что она занималась разведением яков. Известно, что яководством в пределах Средней Азии и поныне занимаются главным образом памиро-алайские киргизы — ичкилики. В этническом же составе ичкиликов вы­явлены среди племен нойгут и тейит небольшие группы, сохранившие эт­ноним «чогорок».
В самое последнее время положение, выдвинутое этнографами и язы­коведами, нашло подтверждение в сведениях, обнаруженных в храня­щейся в Ленинграде таджикоязычной рукописи «Маджмус ат-таварйх» («Собрание историй») ферганского автора муллы Сейфаддина Ахсикенди, датируемой началом XVI в. Рукопись была описана А. Т. Тагирджано- вым и исследована им и В. А. Ромодиным. В этом источнике приводятся названия почти всех основных киргизских племен, известных и в XIX и вв.; таким образом, их можно отнести к числу наиболее древних эт­нических компонентов, образовавших киргизскую народность. На осно­вании указаний, содержащихся в рукописи, можно считать, чт© этни­ческий состав киргизов к началу XVI в. уже успел стабилизироваться, а это не могло произойти слишком далеко за пределами территории Тянь- Шаня и Памиро-Алая, на которой киргизы жили уже в XVI в.
Как показывают многочисленные данные, в настоящее время вопрос об исконном генетическом родстве между енисейскими1 и тянь-шаньскими киргизами должен, по-видимому, решаться отрицательно., хотя и нельзя отвергать возможности частичного включения потомков енисейских кир­гизов на более позднем этапе в состав формировавшейся киргизской на­родности. Заслуживает внимания мнение А. X. Маргулана, который развивает выдвинутую в свое время Чоканом Валихановым концепцию об исконной связи киргизских племен с территорией Тянь-Шаня и Пами­ра, и доказывает, что, совершая перекочевки из этих областей вплоть до Саяно-Алтая, киргизские племена имели связи с жившими там племена­ми, в том числе и с енисейскимй киргизами.
Вопрос о более точной локализаций и этническом облике центрально- азиатского ядра киргизской народности и о времени его появления на территории современного местообитания киргизов все же не может пока считаться окончательно выясненным. В последнее время К. И. Петровым сделана попытка его решения. Автор отрицает тождество енисейских киргизов с тянь-шаньскими и отклоняет версию о переселении основной массы предков киргизов на Тянь-Шань в домонгольский период. Киргиз­ская народность на Тянь-Шане сформировалась, по его мнению, из трех основных этнических компонентов, главным из которых были тюркоязыч­ные племена, вышедшие из так называемого Енисейско-Иртышского меж­дуречья после разгрома Чингйс-ханом найманов и изгнания их с Алтай­ского нагорья.
Судьбу киргизских племен К. И. Петров рассматривает в тесной связи с судьбой восточнокыпчакских племен. Эти кыпчакско-киргизские племе­на продвинулись в XIII в. в Или-Иртышское междуречье и на Алтайско- Хангайское нагорье. Их продвижение сюда, по утверждению автора, на­чалось в ходе междоусобной борьбы потомков Чингис-хана — Хубилая и Хайду и их преемников. Основываясь на данных некоторых монгольских хроник, К. И. Петров выдвигает гипотезу о временной гегемонии кирги­зов во главе с ханами Угэчи Хашага и его сын м Эсэху над ойратами на Алтайско-Хангайском нагорье в первой четверти XV в. Именно в этот пе­риод киргизские племена начали активное продвижение на Тянь-Шань и к последней трети XV в. распространились по всему Тянь-Шаню.
Большое значение в этом движении киргизов автор придавал 70-м го­дам XV в., когда центральный Тянь-Шань стал местом пребывания улуса ойратского предводителя Амасанджи-тайши, которого он также счи­тает потомком киргизских ханов. Пришедшие с ним киргизы стали самым многочисленным этническим массивом на Тянь-Шане, слившимся в даль­нейшем с конгломератом местных тюркско-монгольских племен, из­вестных под названием моголов. Во второй половине XV в. завершилась консолидация киргизской народности. На Тянь-Шане возникло обширное «киргизско-монгольское государство (улус)».
Как можно видеть из краткого изложения концепции К. И. Пет­рова, в ее основе лежат те идеи, которые были выдвинуты большинством ведущих участников упомянутой выше научной сессии по этногенезу киргизского народа (1956 г.). Главными источниками, на которых по­строены его работы, и явились, с одной стороны, материалы этой сессии, а с другой —. неопубликованные переводы извлечений из сочинений во­сточных авторов, выполненные группой востоковедов,, и, кроме того, давно опубликованные, но заново прокомментированные автором труды и источники.
Ряд важных положений, сформулированных К. И. Петровым, носит убедительный характер, другие — чрезвычайно спорны. Выводы автора не свободны от противоречий. В целом же выдвинутая им концепция еще нуждается в серьезном обосновании, так как многие из приводимых в ее пользу аргументов зиждутся на случайных фактах, не всегда доказатель­ной интерпретации источников и умозрительных заключениях. Труды К. И. Петрова могут оказаться полезными для дальнейшей разработки сложной проблемы происхождения киргизской народности.
Исследования советских археологов вскрыли картину богатой куль­туры, развивавшейся на территории современной Киргизии. Поскольку в состав киргизской народности в той или иной мере вошли потомки пле­мен, населявших Тянь-Шань в древности и в средние века, сохраняется известная преемственность их культуры с культурами эгих племен. В ско­товодческом хозяйстве киргизов можно усматривать продолжение коче­вых традиций древних насельников Тянь-Шаня — саков (VII—IV вв. до н. э.), усуней (III в. до н. э.— IV в. н. э.), тюрков. В земледельческой культуре киргизов оставила следы широко развитая земледельческая культура ираноязычного населения Тянь-Шаня — согдийцев (V—вв. н. э.) с их искусными ирригационными сооружениями [и техникой обработки земли. В прикладном изобразительном искусстве киргизов обнаруживаются отдельные элементы орнамента согдийцев и тюркского населения Тянь-Шаня VIII—XII вв.
Таким образом, киргизы выступают перед нами не только как участ­ники создания культурных ценностей на Тянь-Шане, но и как продолжатели традиций культурной жизни населения Тянь-Шаня, сохранившие ее следы в своей материальной культуре и в народном творчестве.
Как же сложилась судьба той части киргизов, которая осталась на Енисее? Ко времени прихода в Сибирь русских в XVII в. киргизы со­ставляли четыре княжества: Тубинское, Езерское, Алтырское и Алты- сарское. Они занимались тогда охотой и скотоводством. Посевов у них не было. Рядовые охотники и скотоводы, искавшие мирной и безопасной жизни, стремились переходить в русское подданство. Киргизские же князья, не желавшие лишаться доходов, которые давала им эксплуатация труда местного населения, а также дани, поступавшей от подвластных племен, начали вести упорную борьбу с русскими воеводами, которая продолжалась в течение всего XVII в.
В начале XVIII в. 2500 семей киргизов были уведены из Южной Си­бири калмыками, и с тех пор среди народов Сибири киргизы не упоми­наются. Однако имеются основания считать, что отдельные группы из среды киргизских племен остались в пределах своего прежнего место­обитания, и, утратив свое самоназвание, язык и бытовой уклад, вошли в состав племен, консолидировавшихся ныне в народность хакасов в пре­делах Хакасской автономной области, а также в состав тувинцев.
В конце XVII в, усилилось Джунгарское государство, и в 1680-х годах тянь-шаньские киргизы оказались под властью калмыков (ойратов). При этом большая часть киргизов, по-видимому, была вытеснена калмыками и ушла в Ферганскую долину, на Памир и Алай, а также отчасти в сосед­ние районы Кашгара. Обратно из Ферганы на Тянь-Шань часть киргизов вернулась после прекращения существования ойратского государства в 1758 г., когда на территории Джунгарии уже почти не осталось кал­мыцкого населения. В местах, оставшихся свободными от калмыков, в дальнейшем были расположены кочевья некоторых киргизских племен. Передвижения кочевых групп киргизов совершались тогда на весьма значительные расстояния.
Киргизское население, жившее в Кашгаре, так же как и киргизы Тянь-Шаня и Ферганы, принимало участие в различных долитических событиях, происходивших на этих территориях. Часть киргизских фео­далов вместе с подвластным им населением была втянута в междо­усобную борьбу так называемых белогорских и черногорских ходжей в
Восточном Туркестане. В китайском сочинении того времени киргизы описываются как отважные и храбрые воины. Сообщается, что они бреют голову, не едят свиного мяса, платье носят с узкими рукавами, шапки квадратные с плоским верхом, своих старейшин называют биями; каж­дое племя имеет своего бия; это звание передается по наследству.
Ценные сведения о киргизах, относящиеся к последней четверти в., привел капитан И. Г. Андреев, один из первых русских ав­торов, писавших о тяныпаньских киргизах. В третьей главе его «Опи­сания Средней орды киргиз-кайсаков» он пишет о расселении, полити­ческой жизни, занятиях и родоплеменном устройстве киргизов.
Правители возникшего в Ферганской долине в XVIII в. Кокандского ханства избрали киргизские земли одним из главных объектов своей захватнической политики. Киргизские народные массы оказывали ко- кандским войскам упорное сопротивление. Последние, постепенно про­двигаясь на Тянь-Шань, построили здесь ряд военных укреплений: в То- гуз-Тороо, Кетмень-Тюбе, Куртке, Джумгале, Кочкорке. Проникнув в Чуйскую долину, они воздвигли крепости в Кара-Балты, Аксу (Бело- водске), Пишпеке, Токмаке, а затем на Иссык-Куле — в Барскоуне, Караколе и т. д. Созданные укрепления служили опорными пунктами управления захваченным краем, они должны были охранять от нападе­ний торговые караваны, обеспечивать сбор податей. Около многих крепо­стей возникли узбекские оседлые поселения.
Кокандским феодалам удалось подчинить себе большую часть киргиз­ских племен, пользуясь их раздробленностью и межплеменной борьбой. В полной зависимости от них оказалось киргизское население, жившее в восточной части Ферганской долины. Ставленники кокандского хана регулярно собирали дань с племен солто, саяк, кытай и других; племена бугу и сары багыш временами выходили из подчинения кокандским вла­стям; территория расселения племен черик и багыш была труднодоступна, но и они отчасти подчинялись кокандцам; памирские, бадахшанские и каратегинские киргизы в разное время были подвластны Бухаре, Кун- дузу и Коканду. В горных районах власть держалась исключительно на военной силе. Насколько непрочно чувствовали себя сатрапы кокандского хана в Киргизии, говорит тот факт, что гарнизоны крепостей не риско­вали уходить далеко в кочевья и отсиживались в крепостях, а для сбора податей им приходилось ежегодно весной и осенью снаряжать иногда довольно внушительные военные отряды.
Закончив в 30-х годах XIX в. захват всей территории современной Киргизии, кокандские ханы ввели здесь тяжелый деспотический военно­феодальный режим. Господство Кокандского ханства было ознаменовано установлением многочисленных и обременительных для трудового насе­ления налогов и поборов.
Основными видами податей, которые взимались с трудящихся киргизов, являлись «подымный» сбор по овце с юрты (тундук зечет), сбор по одной голове скота с 50 голов, а иногда с 40 и даже 10 (алал зекет) и сбор с зем­ледельцев по три овцы с гумна (караж). Собиралась и военная подать — три овцы с юрты. Кроме того, трудящиеся массы киргизов обязаны были снабжать хлебом гарнизоны, поставлять скот для продовольственных нужд не только хана,но и его двора, кормить сборщиков податей,в случае на­добности — выставлять всадников в ханские войска и т. п. Тяжесть пода­тей усугублялась злоупотреблениями и поборами со стороны сборщиков. Особенно жестокой была земельная политика кокандских властей, сгонявших трудовые киргизские хозяйства с плодородных земель в Ферган­ской долине. Для несения полицейской службы кокандские наместники назначали в каждом киргизском роде чиновников (илбеги), которые кочевали вместе с аилами (аулами) киргизов.
Феодально-родовая знать южнокиргизских племен принимала актив­ное участие в пол!тической жизни ханства. Она оказывала большую помощь кокандским ханам в сохранении господства над киргизами. Та­ким образом, политика насилий и грабежа, проводившаяся кокандскими властями, пользовалась поддержкой киргизских феодалов, на которых в первую очередь и опирались ханские чиновники. Представителям кир­гизской знати кокандские ханы раздавали чины и должности как в вой­сках, так и в гражданском управлении.
Захват освоенных трудовым киргизским населением земель, безза­стенчивая эксплуатация и обирательство трудовых скотоводческих хо­зяйств со стороны купцов, скупавших за бесценок сырье и скот, разори­тельные поборы и повинности, жесточайший произвол—такова была поли­тика кокандских правителей по отношению к киргизам. Усилилось также влияние реакционной идеологии ислама на киргизов. Доведенные до отча­яния систематическими притеснениями и насилием, киргизы систематичес­ки восставали против кокандской власти. Так, в 1843 г. иссыккульские киргизы выгнали кокандцев из укреплений в Караколе, Барскоуне и Конур-Улене, в 1845 г. восстали ошские киргизы, в середине 50-х годов в. поднялись на борьбу тяньшаньские киргизы, а в 1857 —1858 гг. произошли совместные восстания против ханского гнета киргизов и ка­захов в Чуйской долине и в районе современного Джамбула. В первой половине 60-х годов XIX в. началось освободительное движение против Кокандского ханства среди племе ’ солто и саяк, приведшее к доброволь­ному принятию ими подданства России.
Наконец, в 1873—1874 гг. в южной Киргизии вспыхнуло одно из самых крупных в истории киргизского народа в XIX в. народно-осво­бодительное восстание, направленное против колониально-феодального гнета Кокандского ханства. Восставшие уничтожали кокандские крепости, убивали сборщиков податей, ханских чиновников. Движущей силой вос­стания были киргизские скотоводы и дехкане, а также часть трудящихся узбеков. Это восстание было борьбой не только за освобождение от гнета Кокандского ханства, но, как будет показано ниже, и за присоединение к России.
В период господства кокандских ханов не прекращалась междоусоб­ная борьба между киргизскими феодалами. Когда же в результате пере­численных восстаний зависимость ряда крупных киргизских племен от Коканда сильно пошатнулась, феодальные междоусобицы еще более обострились. Страдающей стороной всегда оказывались трудовые массы, подвергавшиеся ограблению.



Межплеменные и феодальные войны были повсеместным явлением вплоть до присоединения к России. Характер феодальных набегов приоб­рели и нападения с целью угона скота (барымта), ранее служившие сред­ством разрешения межплеменных споров или насильственного возмеще­ния ущерба, понесенного тем или иным аилом, иногда своего рода формой обеспечения иска. К началу XIX в. барымта превратилась уже в средство захвата скота и пленных в интересах феодальной верхушки киргизского общества. С развитием классовых противоречий масштабы и цели этих войн менялись. Из мелких набегов они превращались в крупные воен­ные столкновения с целью захвата территории, скота и расширения эксплуатации трудовых масс.
Кокандский гнет, обременительные для народных масс войны кир­гизских феодалов между собой, войны между киргизскими и казахскими феодалами толкали трудящиеся массы киргизских племен на поиски выхода из кризиса. К середине XIX в. войска царского правительства, осуществляя завоевательную политику царизма в Средней Азии, вплот­ную подошли с севера к территории Кокандского ханства. Стремле­ние киргизских народных масс к освобождению от власти коканд­ских ханов, от их непосильных поборов и грабежей, а также к прекра­щению разорительных междоусобных феодальных войн нашло выход в добровольном присоединении всех основных северокиргизских племен к России. Переход под покровительство и защиту России был единствен­ным реальным выходом из назревшего кризиса. Интересы некоторых крупных киргизских феодалов — манапов, рассчитывавших при под­держке царской администрации упрочить свое положение в междоусоб­ной борьбе, временно совпали со стремлением народных масс.
Присоединение северной Киргизии к России происходило одновре­менно с военным разгромом кокандских отрядов русскими войсками. В борьбе России с Кокандским ханством основные массы киргизского населения встали на сторону России.
Дипломатические сношения северокиргизских племен с Россией на­чались значительно раньше, еще в конце XVIII в. В 1786 г. киргизский бий Атеке отправил посольство ко двору Екатерины II. В 1814 г. племя бугу^послало своих представителей к русским властям в Западной Сибири. Следующая делегация была направлена этим племенем в 1824 г. в Семи­палатинск и Омск. Она возвратилась в 1825 г. на Иссык-Куль в сопровож­дении русского отряда. Участник этого похода лекарь Зибберштейн в своих «Путевых замечаниях»— одном из самых обстоятельных описаний киргизов первой половины XIX в.— рассказал о дружелюбном приеме, оказанном русским на Иссык-Куле. В дальнейшем ( 844, 1847, 1852 гг.) также предпринимались попытки вождей племен бугу и сары багыш всту­пить в подданство России, в сношения с русской администрацией. Но практических результатов эти попытки установления связи с Русским государством не имели. Причины заключались в большой удаленности Киргизии от России и в сложности внутреннего и международного по­ложения России. Лишь в 1855 г. племя бугу, возглавлявшееся дально­видным вождем Бороомбаем, вновь пославшее своих представителей в Россию, было принято в подданство Россини включено в состав Алатав- ского округа.
В 1862 г., с завоеванием кокандской крепости Пишпек, была присоеди­нена к царской России вся Чуйская долина. В течение последующих лет присоединились к России другие киргизские племена северной Киргизии.
Включение южнокиргизских племен в состав Русского государства произошло позднее, после упоминавшегося народного восстания 1873— 1874 гг. и присоединения почти всего Кокандского ханства к России. Однако многае из южнокиргизских племен также рассматривали приня­тие подданства России как единственный путь облегчения своего тяже­лого положения.
Присоединение Киргизии к России, совершившееся в 60—70-х годах в., сыграло огромную прогрессивную роль в истории киргизского народа. Самым решающим последствием включения Киргизии в состав России было то, что киргизский народ вошел в состав страны, которая быстрыми шагами шла навстречу революции, становилась центром ми­рового революционного движения. Оказавшись в составе Русского госу­дарства, киргизский народ избавился от гнета кокандской деспотии и от опасности быть порабощенным одним из соседних отсталых восточных го­сударств. Тем самым он уже не мог стать и колониальной добычей британ­ского империализма, алчные интересы которого все более приближали его к границам Киргизии.
Важнейшим положительным результатом присоединения Киргизии к России было сближение киргизского народа с великим русским народом, осуществлявшееся независимо от целей, которые ставил себе царизм, от его воли и желания. Это сближение привело к тому, что киргизский народ начал испытывать благотворное влияние русской культуры на различ­ные стороны своей материальной и духовной жизни и знакомиться с де­мократическими, революционными идеями передовой части русского об­щества. Судьба киргизского народа соединилась с судьбой русского на­рода, самого революционного в мире русского рабочего класса. Свою подлинную свободу киргизский народ получил в дальнейшем из рук этого революционного народа.
Царское правительство в первые годы осуществляло управление киргизами через представителей феодально-родовой знати — манапов, ко­торые были признаны главарями племен и родов. С 1867 г. было введено выборное начало, согласно которому в качестве волостных управителей, биев (народных судей) и аильных старшин, составлявших низовую ад­министрацию, могли избираться не только манапы, но и другие лица. «Выборы» сопровождались борьбой различных манапов за названные должности, в ход пускались подкупы, взятки, нередко дело доходило до крупных вооруженных столкновений с человеческими жертвами; после выбора манапа или его ставленника все понесенные расходы и убытки пе­рекладывались на плечи подчиненного ему населения. В осуществлении своей колониальной политики царское правительство широко пользова­лось поддержкой киргизской знати — манапов и байства.
К моменту присоединения Киргизии к России в киргизском обществе безраздельно господствовали патриархально-феодальные производст­венные отношения. Основные черты этих отношений у киргизов, как и у других кочевников, сложились еще в конце I тысячелетия н. э. Разу­меется, за истекшее тысячелетие патриархально-феодальные отношения претерпели некоторые изменения. Однако низкий и застойный характер производительных сил в условиях кочевого скотоводства, постоянные потрясения, которые переживали кочевые племена в результате опусто­шительных набегов со стороны завоевателей, сменявших друг друга, были причинами крайне медленной и мало ощутимой эволюции в произ­водственных отношениях.
Своеобразие господствовавших в киргизском обществе патриархально­феодальных отношений заключалось в том, что эти отношения развива­лись в условиях полукочевого и кочевого скотоводческого хозяйства и патриархально-родового быта Для них были характерны многие черты, свойственные ранним формам феодальных отношений. Одну из основных особенностей этих отношений можно видеть в том, что они переплетались с остатками и пережитками дофеодальных, патриархально-родовых об­щинных отношений.
Основную массу киргизского населения составляли букара, чарба — владельцы сравнительно небольших стад. Во главе той или иной группы населения стояла феодально-родовая знать в лице биев и манапов. Экс­плуатация трудящихся манапами и биями происходила в рамках прони­зывавшей общественную жизнь идеологии «родового единства», «родовой солидарности», находивших выражение в многообразных явлениях пат­риархально-родового быта. Букара была опутана сетью различных форм эксплуатации и повинностей, ставивших ее в зависимое положение от манапов и биев, причем ей внушалось, что она получает «благодеяние» и «помощь». Пользуясь большой живучестью патриархально-родовых тра­диций, манапы и бии не только широко использовали их для маскировки феодальных по своему содержанию форм эксплуатации, но и активно способствовали консервации этих традиций, выступая в роли хранителей й толкователей родовых обычаев и обычного права (гат, парк).
В основе классового деления лежало различное отношение членов киргизского общества к главному средству производства, каким являлась :земля, особенно пастбища. Решающее значение в условиях скотовод­ческого хозяйства имела именно феодальная собственность на землю, которая и была основой патриархально-феодальных отношений у кир­гизов. Хотя владение пастбищами у киргизов внешне имело общинный характер, на деле все пастбища были по елены между крупными биямии манапами, которые и распоряжались ими и другими землями в качестве феодальных владельцев. Тем самым создавалась монополия владения зем­лей, принадлежавшая феодальной верхушке киргизского общества, дру­гими словами, возникали своеобразные формы частной земельной собст­венности, далеко не соответствовавшие той форме общинной собствен­ности на землю, представление о которой отражалось в обычном праве киргизов и ревниво охранялось феодальной знатью в ее классовых интересах. Таким образом, племенная и родовая собственность на пастбища существовала лишь номинально, выступая как юридическая фикция фак­тически феодальной формы земельной собственности.
Феодальная верхушка киргизского общества присвоила себе главным образом право распоряжения территорией кочевий. Манапы устанавли­вали границы кочевания для подвластных им групп кочевников, опре­деляли порядок пользования теми или иными пастбищами. Пользуясь захваченным ими правом распоряжаться общинными землями, манапы установили особенно строгий контроль над наиболее ценными пастбищами: долиной р. Сусамыра, районом вокруг оз. Сон-Куль и др. Широко известными пастбищами в Алайской долине фактически владели крупная родоправительница Курманджан-датха и ее сыновья.
Захват общинных земель происходил и путем образования феодальной собственности в формах, аналогичных земледельческому феодальному обществу. Отдельные манапы объявляли некоторые урочища своей личной собственностью (корук). Лучшие из этих урочищ, иногда участки леса, огораживались глинобитными дувалами и охранялись; в них никому не разрешалось пользоваться деревьями, охотиться и т. д.
Богатейшие и наиболее посещаемые кочевниками пастбища крупные манапы превратили в источник доходов. За пастьбу скота они взимали натуральные поборы, своеобразную ренту в виде скота, носившую назва­ние от май, или чвп ооз (т. е. побор за траву). Взимались также поборы за прогон скота через мосты и даже через территорию, на которую рас­пространялась власть данного манапа. О таких поборах (их называли туяк-пул, т. е. покопытная подать), взимавшихся со скотопромышленни­ков и торговых караванов, упоминает в своем описании Чокан Валиханов.
Своеобразие имущественных отношений заключалось, таким образом, в том, что понятие «родовой» или «племенной» собственности прикрывало захват земли феодальной знатью. Концентрация больших земельных мас­сивов и скота в руках манапов, биев и баев приводила к тому, что многие рядовые кочевники постепенно лишались важнейших средств производства и попадали в кабальную зависимость от феодально-байской верхушки.
Охарактеризованные формы собственности определяли классовую структуру киргизского общества, положение различных социальных групп в производстве и их взаимоотношения.
В течение всего периода существования классового киргизского об­щества феодально-родовая знать выступала как эко' омически и полити­чески господствовавшая группа. Основной костяк ее в XVIII в. и в более раннее время составляли феодальные владетели — бии, в руках которых сосредоточивалось руководство общественной жизнью, в том числе и суд — главнейшая функция управления в то время. Поэтому в дальнейшем зва­ние бия и стало отождествляться со званием судьи. Но в действительности положение бия определялось раньше не гуде ными функциями, а господ­ством в жизни киргизского общества. Для XVIII в. это очень хорошо отмечают китайские источники.
В первой половине XIX в. в северной Киргизии получил распростра­нение новый социальный термин «манап», который постепенно вытеснил понятие бия как феодального владетеля (в южной Киргизии феодалов по- прежнему продолжали называть биями). Появление этого ового термина до недавнего времени было принято связывать с образованием манапства как нового, отличного от прежних биев социального института. В дей­ствительности, как это позволяют теперь установить этнографические данные, манапами называли вначале всех лиц, принадлежавших к одному из подразделений в составе племени сары багыш, носившему наимено­вание манап по имени своего родоначальника, жившего в XVII в. Фео­далы из подразделения манап не только заняли привилегированное по­ложение внутри племени сары багыш, но и распространили свое влияние на другие киргизские племена. В силу этого термин «манап» стал нарица­тельным для феодалов и из других подразделений этого племени, а впос­ледствии начал применяться и по отношению к биям из других племен. Таким образом, с термином «манап» нельзя связывать появление нового социального института. Никакой принципиальной разницы между биями и манапами не было.
Власть манапа, как правило, передавалась по наследству. Наиболее крупные из манапов и биев распространяли свою власть на обширные тер­ритории с разноплеменным населением.
В зависимости от крупных феодалов (ага манап или чоц, манап) находились средние манапы (орто манап) и мелкие манапы (чала манап). Каждый из них имел то или иное количество зависимого от него населе­ния. Вся эта феодальная верхушка не только распоряжалась пастби­щами в своих узкокорыстных интересах, прикрываясь общинными по­рядками. Крупные манапы и бии сами являлись владельцами многочис­ленных табунов лошадей, отар овец, стад коров, верблюдов и яков. В их руках была сосредоточена большая часть скота. Остальной скот состав­лял частную собственность мелких скотоводов, хотя и среди них он был распределен весьма неравномерно.
В первой половине XIX в. в числе крупных феодалов северной Кирги­зии, державших в зависимости средних и мелких феодалов и значительное количество подвластных им кочевников, а отчасти и земледельцев, были старший манап племени сары багыш Джантай, у которого насчитывалось до 700 юрт букары, главный манап племени бугу Бороомбай — до 1000 юрт, манап Уметаалы (сын известного феодала Ормона) из племени сары багыш — 1500 юрт и его брат Чаргын — до 1000 юрт букары. Не­которые крупные манапы передавали в наследство сыновьям целые родо­вые подразделения. Так, сыновья манапа Тюлёёберди (из подразделения талкан племени солто) после его смерти разделили принадлежавшую им букару как наследство. Каждый из них получил свою долю (энчи). Чыны взял себе роды беш кёрюк и мааке, Канаю отдали род тёлёк, Эшкоджо— роды жоо чалыш, шалта и кара сакал, Карбозу — род асыл бага. Это очень походило на своеобразную удельную систему. Весьма многочислен­ным был слой манапов, имевших в подчинении менее 100 хозяйств.
Феодально-родовой знати противостояла букара. Это была преимуще­ственно феодально-зависимая масса трудящихся кочевников и земледель­цев. Однако букара не представляла собой однородной массы. Внутри букары была отчетливо выражена имущественная дифференциация. По существу не отличался по общественному положению от знатных манапов выделившийся в составе букары слой баев— богатых скотовладельцев, поэ­тому его с полным основанием можно отнести к господствующему классу. В то же время росло число бедняцких хозяйств, находившихся в полной зависимости от баев и манапов. Часть бедняков (коцшу) кочевала вместе с манапами и баями и обслуживала их скот на условиях отработок, дру­гие бедняки не кочевали, но обрабатывали на тех же условиях землю баев. Бедняки, лишившиеся скота, были самой угнетенной частью об­щества. Их использовали в качестве домашней прислуги (малай), пастухов овец (койчу), табунщиков (жылкычы) и поденщиков (жалчы).
Середняки до поры до времени сводили концы с концами, но их уве­ренность в завтрашнем дне при всесилии манапов и частых бескормицах была весьма относительной.
Но не только труд букары обогащал представителей феодальной знати. Вплоть до присоединения к России у киргизов продолжали существовать остатки патриархального рабства. Рабами (кул) были главным образом военнопленные. Кроме того, рабами становились преступники, за которых их сородичи отказывались уплатить выкуп. Манапы включали рабов в со­став калыма и приданого, выставляли их в качестве призов на скачках, ими уплачивали выкуп за кровь (кун). В основном их использовали в до­машнем хозяйстве в качестве прислуги и отчасти в скотоводстве. Сами рабы не считались членами родовой общины, потомки же их входили в число членов данной общины, но с ограниченными правами. Широкого распространения рабство у киргизов не получило. Кроме потомков рабов, в состав родовой общины могли входить припущенники — члены чужих родов (кирме), продолжавшие сохранять свое родовое наименование. Они обычно попадали в такую же зависимость от местного феодала, как и другие члены общины.
Системе патриархально-феодальных отношений у киргизов была свойственна характерная черта феодализма — неполная собственность феодала на работника производства. Она проявлялась в своеобразных формах закрепощения сородичей — под видом покровительства и помощи нуждающимся родственникам. Одни манапы отдавали своих сородичей в качестве составной части калыма, другие — дарили или обменивали их на киргизов же, но не сородичей, третьи — насильственно переселяли целые группы хозяйств своей букары по каким-либо полити­ческим или семейным соображениям. Манап вмешивался и в личную, семейную жизнь букары, лишая рядового кочевника возможности же­ниться без своего разрешения или иногда заставлял его развестись с женой, отбирая полученный сородичем калым и т. п.
Киргизские феодалы широко пользовались различными формами экс­плуатации букары, прикрываемыми патриархально-родовой оболочкой «помощи» обедневшим скотоводам. Одной из наиболее распространенных форм такой эксплуатации являлось наделение бедняков скотом, носившее название саан (буквально — доение). За предоставление во временное поль­зование части принадлежавшего ему молочного скота или овец нуждаю­щимся сородичам-беднякам, с правом последних использовать по своему усмотрению молоко и шерсть, манап обязывал их отрабатывать в своем хо­зяйстве иногда целыми семьями: ухаживать за скотом, заготовлять топ­ливо, обслуживать земледельческое хозяйство — поливать посевы, кара­улить их и т. п. Полученный от манапа скот надо было целый год кормить, а приплод сохранить.
Другой формой эксплуатации этого же типа, носившей название куч, являлось предоставление манапами и баями во временное пользование нуждающимся сородичам вьючного скота для перекочевки, либо рабочего скота для обработки поля. За эту «помощь» бедняк должен был отрабо­тать манапу или баю в его хозяйстве.
Обе эти формы феодальной эксплуатации имели характер OTpa6ot0q- ной ренты, своего рода барщины носившей лишь внешние признаки ро­довой взаимопомощи. Вступая в такого типа отношения с манапом и баем, обедневший скотовод или земледелец попадал в кабальную зависимость к феодалу, оказывался в известной мере закрепощенным им.
Явные черты барщины имела и такая форма «помощи» манапу или баю, как ашар. По предложению манапа зависимая от него букара в короткое время коллективно выполняла в его хозяйстве какую-либо большую ра­боту, связанную с обработкой полей и уборкой урожая. От манапа тре­бовалось только угостить своих даровых работников.
Среди киргизов, в особенности на юге, получила развитие эксплуата­ция беднейшего дехканства и в форме издольщины (орток).
Все эти виды эксплуатации были очень изнурительными для букары. Однако ими дело не ограничивалось. У киргизов получила большое раз­витие и рента продуктами, ложившаяся тяжелым бременем на плечи бу­кары. Манапы заставляли подвластное им население систематически платить оброк, носивший название салык; он взимался скотом (обычно ов­цами и лошадьми) и продуктами. Кроме того, букара была обязана достав­лять скот и продукты для манапского стола (союш), покрывать расходы, произведенные манапами на угощение гостей, пиры и праздники (чыгым), собирать скот для призов на скачках и состязаниях, для подарков по слу­чаю свадьбы членов манапской семьи. Охотники должны были в обяза­тельном порядке доставлять добытую дичь к столу манапа, искусные ма­стера — «дарить» манапу лучшие образцы своего труда.
В тех случаях, когда авторитет и сила патриархальной традиции, освященной веками, оказывались недостаточными, на сцену выступали исполнители манапской воли — безжалостные джигиты, с нагайкой в руках приводившие в повиновение непокорных, а также манапский суд. Манапы нередко сами, наряду с судьями-биями, осуществляли судеб­ные функции, получая за решение дела с тяжущихся судебную пошлину (бийлик), а с виновной стороны штраф (айып ). В большинстве случаев бии-судьи также были ставленниками манапов и не решали ни одного дела без совета с ними.
В судебной практике и манап и бий руководствовались неписанным обычным правом. Оно исходило из уже сложившихся твердых положений неравенства между богатыми и бедными, между мужчиной и женщиной. Например, величина выкупа за кровь колебалась в зависимости от кого какое общественное положение занимал убитый, был ли он богат или беден. Таким образом, родовые обычаи и суд биев служили важным идео­логическим оружием в руках господствовавших классов. Использовались и другие формы идеологического воздействия на массы.
Большую роль в сохранении косности,отсталости общественной жизни и семейно-бытового уклада киргизского населения играло роДоплеменное деление и связанные с ним представления. Феодальная верхушка киргиз­ского общества была кровно заинтересована в сохранении родоплеменного деления и умело его использовала в качестве орудия угнетения собствен­ного народа. Она способствовала распространению генеалогических пре­даний, в которых утверждались чистота и древность происхождения тех или иных манапских родов. Таким образом, феодалы выступали в ка­честве главных носителей и хранителей пережитков идеологии патриар­хально-родового общества, чрезвычайно облегчавшей их господство над трудовыми массами.
Существовавшие у киргизов племенные и родовые группировки уже давно утратили прежнюю основу. В состав племен входили более или менее крупные роды, имевшие нередко многочисленные подраз­деления. Эти разросшиеся социальные объединения — племена — не были однородными по составу, они включали остатки других племен и родов и даже целые иноплеменные группы. Принципом, который объеди­нял исторически складывавшиеся различные социальные и этнические группировки, были уже не кровнородственные связи, а общность террито­риально-хозяйственных и общественно-политических интересов.Решающее влияние на эти интересы оказывали манапы, стоявшие во главе того или иного рода и племени. Наряду с этим у киргизов существовало понятие сввк (кость). Этим термином называли свойственников, т.е. людей, пород­нившихся через браки своих кровных родственников; несомненно, когда- то термин «сёёк» обозначал родство по крови.
Мельчайшие подразделения родов представляли собой чаще всего большие или меньшие семейно-родственные группы (бир атанын балдары т. е. дети одного отца), внутри которых сохранялись еще некоторые стороны прежнего патриархально-родового уклада. Большинство таких групп насчитывало от 5 до 15 семей близких родственников. Цементи­рующим началом многих подобных групп являлось объединение вокруг одного или нескольких богатых хозяйств, использовавших родственные связи для эксплуатации членов группы. Тем не менее именно в этих груп­пах в известной степени проявлялись элементы производственной коопе­рации (при сохранении частной собственности отдельных семей на скот), отдельные черты потребительской общности, внутригрупповой солидар­ности, кровнородственное начало.
Основной формой общественной организации у киргизов была аильная (аульная) община, состоявшая из некоторого числа семейно-родственных групп. По сообщению Г. С. Загряжского, вплоть до середины XIX в. «киргизы стояли всегда большими аулами, кибиток по 200 и более; пастухи были всегда вооружены пиками и ходили в табун в большом числе».
Аильные общины продолжали внешне сохранять формы родовых об­щин. Однако их экономическое содержание было уже совершенно иным. В них входили частные собственники скота, объединенные прежде всего совместным пользованием кочевьями и пастбищами. Производство и присвоение продуктов в аильной общине осуществлялись на индивиду­альных началах, кочевание же и пользование пастбищами строились на общинном принципе. Но это не было, как говорилось выше, свободное общинное владение землей, распоряжались землей феодалы — бии и ма­напы. Общинным было фактически не владение, а пользование кочевьями. Внутри аильной общины наблюдалось имущественное неравенство, клас­совое расслоение. Самый состав таких общин нередко был неоднородным. В них иногда входили неродственные группы, а в некоторых случаях и группы различного этнического происхождения. Киргизская кочевая аильная община по своему экономическому содержанию вполне соответ­ствовала тому типу общественной организации, какую в применении к земледельческим народам К. Маркс называл сельской общиной.
Внутри родовых подразделений и особенно семейно-родственных групп продолжали еще бытовать разного рода пережитки патриархально­родовых отношений, часто видоизмененные манапами в своих интересах. Они проявлялись в некоторых сторонах общественной и семейной жизни, а также в идеологии.
У киргизов бытовали обычаи взаимопомощи, в частности в виде объе динения для поочередной уборки полей каждого из участников (алгоо, уюшма). Эти формы артельного труда, применявшиеся в наиболее чистом виде в маломощных и бедняцких хозяйствах, нередко служили прикры­тием для эксплуатации баями своих бедных соседей. Более устойчивые формы простейшей производственной кооперации сохранялись в скотовод­ческом хозяйстве. Здесь почти весь цикл сезонных работ, включая и работы по уходу за посевами, осуществлялся на артельных началах. Для совме­стных работ объединялись иногда до десятка и более хозяйств соседей-по зимнему стойбищу, чаще всего являвшихся близкими родственниками.
Празднества (той) по случаю свадьбы, обрезания и в особенности тризны (ш), справлявшиеся ранее всем родом и состоявшие из обильных угощений и различных народных увеселений, манапы и баи стали устраи­вать с особой пышностью, рассматривая их как способ укрепления своего авторитета и влияния, а также как немаловажный источник дохода (по обычаю приглашенные на празднество должны были оказать устроителю' помощь в виде подношения — кошу мча).
Обязательными для всех близких сородичей обычаями были материаль­ная помощь члену рода, оказавшемуся в особо трудных обстоятельствах в нужде — жардам, и трудовая помощь в хозяйстве — кол кабыги.
Родоплеменная структура у киргизов в XIX в., как и в более ранние пе­риоды,была сложной. Основные киргизские племена в совокупности состав­ляли три группы. Первые две назывались отуз уул, т. е. тридцать сыно­вей. Они составляли два крыла (катет): правое (оц) и левое (сол). Левое крыло по численности было значительно меньше правого. Когда и при каких условиях сложилось такое деление, не установлено, но несомненно* корни членения на два крыла относятся к глубокой древности и связаны с ранними формами социальных отношений. В более позднее время деле­ние на два крыла было отражено в военной организации.
Правое крыло распадалось на три ветви: тагай, занимавшую основ­ную часть Тянь-Шаня, адигине и муцгуш, две последние жили на терри­тории южной Киргизии. К ветви тагай киргизы относили следующие пле­мена: саяк, чекир саяк, черик, бугу, тынымсейит, сары багыш, солто ,. жедигер, азык, багыш, суу му рун, моцолдор, баарын. Ветвь адигине включала племена жору, беру, баргы, кара багыш и сарттар. Ветвь мунгуш состояла из двух подразделений: жагалмай и кош тамга. Особ­няком стояло племя коцурат х.
В состав левого крыла входили племена: кушчу (кутчу), саруу, мун- дуз, жетиген, кытай, басыз, твСвй, чоц багыш.
Третью группировку киргизов принято было называть ичкилик. В нее входили племена: кыпчак, найман, тейит, кесек,жоо кесек, бостон, катоды, нойгут, тёеавс (дввлвс), авагат (ават).
Некоторые из перечисленных племен приняли также участие в об­разовании других народностей Средней Азии и казахов.
Одно из крупнейших киргизских племен — бугу — жило на неболь­шом восточном отрезке северного побережья оз. Иссык-Куль, на восточном и почти на всем южном побережье озера с прилегающими предгорьями и хребтами Тянь-Шаня, Кунгей Алатау и Терскей Алатау, вплоть до границы с Китаем. Оно занималось хлебопашеством и скотоводством, используя верховья рек Нарына, Кегена и других для летних кочевок. Бугинцев насчитывалось свыше 10 тыс. юрт. Племя сары багыш, имевшее около 9 тыс. юрт, кочевало в восточной части Чуйской долины, в долинах рек Чонг-Кемина и Кичи-Кемина, в Кочкорской долине, к западу от Иссык-Куля и в ряде урочищ в долинах рек Нарына и Ат-Баши.
Племя солто, насчитывавшее около 10 тыс. юрт, жило в центральной и западной частях Чуйской долины, по южному берегу р. Чу, а также в. урочищах прилегающего Киргизского хребта.
Племя чекир саяк (около 5,5 тыс. юрт), находившееся в постоянной борьбе с бугинцами и сарыбагышцами, держало в своих руках огромные кочевья по среднему течению р. Нарына и в долинах Джумгала и Суса- мыра. Дальше на юг и юго-запад,по склонам Ферганского иАлайского хреб­тов, в восточной части Ферганской котловины, в Алайской долине и на восточном Памире находились зимние стойбища и кочевья крупных племенных объединений адигине и мунгуш и группировки ичкилик, на­считывавшие около 14 тыс. юрт. Естественной границей между этими южными группами и наиболее многочисленной группой тагай правого крыла, которую южане называли аркалык, служил Ферганский хребет, огибающий Ферганскую котловину с северо-запада.
К югу от р. Нарына кочевало племя черик, которое насчитывало свыше 4 тыс. юрт. Богатые замечательными пастбищами Таласскую и Чаткальскую долины и отроги одноименных хребтов заселяли небольшие племена: саруу, кушчу, багыш и другие, имевшие в общей сложности свыше 9 тыс. юрт. Кроме того, в различных долинах и урочищах Киргизии были расселены разные более мелкие племена.
Всего у киргизов насчитывалось около 40 племен. В киргизском ге­роическом эпосе киргизы нередко называются «сорокаплеменным народом».