Кыргызская интеллигенция и власть: на вираже истории

Взаимоотношения интеллигенции и власти в СССР всегда были полны коллизий и неожиданных поворотов. Увы, Киргизия не смогла избежать ни один из них, лишь слегка преломив типичные для страны сюжеты через призму своего менталитета. Сказались местные особенности и на здешнем сценарии одного из ключевых в истории страны моментов, — хрущевской «оттепели». В тот момент здешняя интеллектуальная «прослойка» как и всюду в тогдашнем Союзе, в од-ночасье преобразилась: впервые, за несколько десятилетий, она отказалась от навязанной ей роли служанки и повела всех в водоворот реформ.

Сегодня общеизвестно, что за семена мысли посеяли две главные противобор-ствующие силы 1950-х — первая когорта советских вольнодумцев и их оппоненты, консерваторы. Предлагаю посмотреть на оба лагеря не с высоты пройденных лет, а из глубины того времени, — поэтапно исследуя совершившиеся тогда перипетии событий. Подобное погружение особенно интересно на примере интеллигенции Кыргызстана. Какие брожения тогда наблюдались в культурном слое населения республики, перемахнувшей в течение тридцати с небольшим лет из феодализма, в постсталинский «развитой социализм»?.. Это были решающие в поступательном развитии страны виражи истории. В Кыргызстане в 50-е годы их осуществлял и возглавлял Первый секретарь ЦК Компартии и фактический глава государства Исхак Раззаков.

Вирус свободы

Для начала – вкратце о том, что представлял собой советский интеллигент, как социальный феномен. Будучи наследником интеллектуала Российской империи, он перенял от того типичный «родовой ген», — т.н. «беспочвенность», привитая, пожалуй, еще со времен Петра I. Самодержец-реформатор ухитрился скроить особый слой населения, воспитанный на совершенно чуждых русскому человеку культурных кли-ше. Сто с лишним лет спустя, в 1912 году революционер Лев Троцкий назвал интел-лигенцию силой, созданной европейским давлением или «национальным щупальцем, продвинутым в европейскую культуру». Здесь уместна реплика Г. П. Федотова о том, что интеллигенция есть «группа, движение и традиция, объединяемые беспочвенно-стью (выделено мною) своих идей». Благодаря этому качеству русский интеллигент и стал проводником западной мысли в мире не совсем европейской культуры.

То же самое умение взращивать чужеродные идеи на почве своего националь-ного менталитета впоследствии унаследовали от «старшего брата» и интеллектуалы советской Киргизии. Благо, большинство из них, подобно дворянам петровских вре-мен, тоже воспитывались вдали от дома, — правда, не на Западе, а в пределах единой социалистической Родины. Но это не меняет суть дела: вирус инакомыслия, родив-шийся на волне хрущевской «оттепели», вчерашние студенты московских и ленин-градских вузов привезли с собой в родные города и аилы. В отличие от творцов Пере-стройки 1980-х, когда глоток свободы оказался для советского строя фатальным, пер-вое поколение советских интеллигентов-реформаторов лишь слегка расшатало ста-линскую командно-административную систему.

И. Сталин, уйдя в 1953 году в мир иной, оставил стране груз проблем, требую-щих безотлагательного решения: малоэффективная экономика, полуголодная деревня, техническое отставание, жилищный кризис, международная изоляция. Расчищать «авгиевы конюшни» накопившихся за десятилетия неурядиц предстояло группе пар-тократов, не имевших к тому времени ни концепции, ни программы реформ. К слову, эта новая политическая элита была и порядком растеряна, о чем красноречиво свиде-тельствует следующая фраза из воспоминаний Н. Хрущева о ХХ съезде КПСС: «съезд шел, можно сказать, хорошо. Но меня мучила мысль: «вот съезд кончится. Будет при-нята резолюция. Все это формально. А что же дальше? На нашей совести останутся сотни тысяч расстрелянных людей, две трети состава Центрального Комитета, из-бранного на ХVII партийном съезде».
Необходимая же для создания новой генеральной линии партии интеллигентная «прослойка» была весьма задавлена репрессиями конца 1940-х. Например, в то время, как в Москве необоснованной и грубой «проработке» подверглись литераторы А. Ах-матова, М. Зощенко, композитор Д. Шостакович, в Киргизии были оклеветаны и ре-прессированы писатели, литературоведы Т. Байджиев, З. Бектенов, Р. Касымов, Т. Саманчин. Таковы результаты инициированной сталинским руководством необъек-тивной критики, ведомой ее тогдашними столпами вроде Балтина, Нурова и Самага-нова.
Вслед же за произошедшим в 1948 году, на августовской сессии ВАСХНИЛ разгромом отечественной школы генетиков, аналогичная травля началась на специа-листов едва оформившегося коллектива киргизского Института сельского хозяйства имени Скрябина. Развитию же в республике общественных наук мешали безоснова-тельные шельмования исследователей за «безродный космополитизм» и «буржуазный объективизм». Причем, один из видных писателей и общественных деятелей того времени Аалы Токомбаев, умудрился получить сразу два противоречащих друг другу обвинения – в «космополитизме» и «национализме».

Периоду мракобесия положил конец знаменитый ХХ съезд КПСС, став крупной вехой развития социалистической культуры. Согласно его постановлению, с деятелей науки и культуры были сняты все необоснованные комплексы вины. Начавшийся в СССР процесс демократизации положил начало новому витку научно-технической и культурной революции. Вышедшее 15 августа 1956 года Постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР, возобновило присуждение Ленинских премий за достижения в интеллектуальных сферах. И, несмотря на предшествовавший град репрессий, свежие ростки мысли вскоре дали свои всходы…

Истоки «оттепели» в Киргизии

Во всяком случае, в Киргизии для подобной поросли была заранее подготовле-на благодатная почва. Вернемся в конец 1940-х годов. В пятилетнем плане развития народного хозяйства Киргизской ССР на 1946 – 1950 годы была подчеркнута необхо-димость продолжить остановленную в результате войны работу по обеспечению в республике всеобщего обязательного семилетнего образования, — причем, не только в городах, но и в сельской местности. В том же документе была означена потребность улучшить работу интернатов, особенно для детей коренных национальностей. Обес-печить школы книгами и прочими учебными пособиями.

По прошествии всего нескольких месяцев после Победы над гитлеровцами, в соответствии с решением ЦК КП (б) Киргизии, местные школьные интернаты были расширены на две тысячи мест, открылось педагогическое училище для девушек-киргизок, работающее на полном государственном обеспечении. Увеличился и прием на дневное отделение Пржевальского учительского института. Большое внимание в плане уделялось партийному руководству деятельности педагогических коллективов. В результате, к началу 1950-х годов в Киргизии функционировало 185 школьных пер-вичных партийных организаций.

Что касается подготовки педагогов, за годы четвертой пятилетки педагогиче-ские учебные заведения республики выпустили 4 650 молодых специалистов, 2 458 из которых – кыргызы. Тогда же повысили на республиканских курсах свою квалифика-цию более 1,5 тысячи преподавателей физики, химии, биологии, математики и рус-ского языка. Было издано в Киргизии свыше 300 наименований оригинальных и пере-водных учебников. А также 3,6 млн экземпляров методической литературы. Кыргыз-скоязычные школы получили учебники 42 названий, общий тираж которых составил 500 тысяч экземпляров. Возросли за десятилетие ассигнования на нужды школьного образования: в 1950 году оно составляло 413,7 млн. рублей, — в 2,4 раза больше, чем в 1940-м. Немало средств государство вложило в капитальное строительство школ: за означенный период было возведено 17 зданий общеобразовательных и начальных учебных заведений, на 3,1 тысячи мест.

Накануне же 1950-х, в феврале 1949 года, на V ЦК КП (б) Киргизии было ре-шено постепенно перейти ко всеобщему обязательному семилетнему обучению в сельской местности. Такой стандарт был введен в 23 сельских районах республики. 76 начальных школ страны превратились в семилетние. Число учеников таких заве-дений в 1950 – 51 годах возросло более чем в 1,5 раза.
А теперь существенный штрих, впоследствии которого в 1960-е – 1970-е годы гендерный баланс кадровой политики в Киргизии приблизился к европейским стан-дартам. На том же, V съезде было уделено немало внимания обучению в школах де-вочек коренной национальности. В результате число таких учениц 5-7 классов вырос-ло с 11,1 тысячи до 15,8 тысяч, а численность девятиклассниц подскочила с 1,9 тыся-чи до 2,2 тысячи. Аналогичный рост наблюдался среди учащихся профтехучилищ.

Таким образом, на излете 1940-х годов успешно решилась первоочередная за-дача послевоенной поры – восстановление школьной сети и контингента учащихся. Если в период с 1940 по 1941-го в 1 697 школах республики обучалось 333,8 тысячи детей и подростков, то в 1950-51 учебном году в 1 910 начальных и средних общеоб-разовательных заведениях было 343,3 тысячи учеников. Численность же учителей в тот период увеличилась с 11,6 тысячи до 16,6 тысячи человек. Причем, наибольее внимание уделялось самому слабому звену школьного образования – обучению детей животноводов в отдаленных кишлаках и аилах. Именно благодаря инициативе участ-ников пленума, в течение 1950-х было построено 228 новых школьных зданий, почти на 42 тысячи мест. На исходе десятилетия, к 1960-61 учебному году в Киргизии дей-ствовали 32 школы-интерната, гдеобучались в общей сложности 8 236 детей.

Так, в условиях невысокого экономического роста и острого дефицита книг и других учебных пособий, в республике появились все условия для появления в бли-жайшем будущем достаточно основательного слоя национальной интеллигенции. Но это было только начало. В первые два послевоенные десятилетия республика форси-ровала развитие системы высшего образования. Например, в период с 1945 по 1950 годов контингент студентов педагогических вузов возрос в 2,7 раза, составив в 1950 – 51 учебном году 6 575 человек. Соответственно, численность учащихся педагогиче-ских училищ возросла в 2,2 раза – с 1 799 до 4 016 человек.



В начале второй половины ХХ века в республике произошел и другой поворот-ный для системы ее высшего образования момент. 24 мая 1951 года Совет Министров Киргизии принял решение образовать на базе Фрунзенского педагогического инсти-тута Киргизский государственный университет (ныне – Кыргызский Государственный университет им. Ж. Баласагына). В нем вскоре сконцентрировался цвет национальной интеллигенции, — в числе которой были С. Арабаев, И. И. Еникеев, Б. М. Зима, В. В. Липович, Б. И. Лунин, М. Н. Лущихин, Д. А, Михайлов, Д. П, Степаненко, Г. А. Сухомлинов, Л. Г. Филатов, Б. Элебаев и другие.

Еще одним из десятка подобных очагов высшего образования и культуры стал Киргизский государственный медицинский институт (Ныне Кыргызская государст-венная медицинская академия им. И. Ахунбаева). В этом вузе, ставшем базой подго-товки медработников страны, трудилось немало видных ученых, — например, член-корреспондент Академии наук Киргизской ССР И. К. Ахунбаев, заслуженные деятели науки Б. М. Малышев, И. М. Клавдиенко, профессора Е. И. Бакин, М. Е. Вольский, А. Л. Брудный, А. Н. Круглов, Б. Ф. Шаган, А. А. Айдаралиев, З. И. Игембердиев и дру-гие. К концу 1950-х на ниве подготовки медицинских работников подвизались 254 преподавателя. Из них было 16 профессоров – докторов наук (в числе которых три кыргыза), 90 доцентов (из них 27 кыргызов). Так начался стремительный рост чис-ленности и самосознания местной национальной интеллигенции, — во многом опреде-ливший ход дальнейшей истории страны, в том числе и нашего времени.

Дети и пасынки хрущевской Перестройки

Если говорить о прорыве в интеллектуальной сфере, то в Киргизии, нарастив-шей во время войны свою индустриальную мощь за счет эвакуированных сюда заво-дов, первыми ускорились темпы развития фундаментальной науки. Все больше акти-визировался крупнейший по тем временам в Средней Азии научный центр – Киргиз-ский филиал Академии наук (КирФАН) СССР. Он включал в себя научно-исследовательские институты геологии, химии, биологии, языка, литературы и исто-рии, а также немало секторов и лабораторий. Свои основные усилия коллектив Кир-ФАН сконцентрировал на изучение минерально-сырьевой базы, а также водных и других ресурсов страны. Пристальное внимание исследователи уделили также про-блемам почвоведения, экономической географии, истории и культуры Кыргызстана.

Именно в послевоенное десятилетие значительно возрос вклад киргизских уче-ных в народное хозяйство республики и СССР. Например, в сентябре 1949 года ЦК КП (б) Киргизии, обсудив итоги местной государственной селекционной станции, подчеркнул наличие серьезных достижений в работе этого структурного подразделе-ния системы фундаментальной науки. Немногим позже, в период с 1949 по 1952 годов коллектив станции вывел два районированных сорта сахарной свеклы и еще три аналогичных сорта передел на государственные испытания. Если в годы Великой Отечественной были заложены основы массового разведения этой чрезвычайно важ-ной для северного региона сельскохозяйственной культуры, то в первое послевоенное десятилетие отрасль получила дополнительный толчок для своего развития.

А теперь еще о двух стратегических отраслях кыргызстанского народного хо-зяйства –лесничестве и животноводстве. Первая, стараниями местных ученых, полу-чило фактически исчерпывающую Инструкцию по проведению лесокультурных ра-бот. Вторая же стала обладателем знаменитой алатауской породы крупного рогатого скота, — благодаря стараниям Киргизског научно-исследовательского института жи-вотноводства. За выведение этой породы исследователи удостоились в 1951 году Го-сударственной премии СССР.

Впрочем, сказались типичные для тех времен «перекосы» и «перегибы», про-изошедшие в результате идеологизации науки. В частности, весьма отрицательно ска-залась на развитии сельского хозяйства и связанных с ним изысканий пресловутая лысенковщина. В Кыргызстане ее вдохновители инициировали серию громких кам-паний по органзации травли ряда видных ученых страны, обвиняя их в «вейсманизме-морганизме». Так нередко пресекались многие перспективные направления научного поиска.

Не отставали и геологи, впервые в республике определив и детализировав осо-бенности размещения сурмяно-ртутного оруденения на территории страны, выявив тем самым новые перспективы поисково-разведочных работ. Чрезвычайно важное, для дальнейшего развития экономики юга Кыргызстана значение имели сделанный в те годы ряд предложений по усовершенствованию разработки Сулюктинского уголь-ного пласта. Предложенная учеными новаторская по тем временам т. н. щитовая сис-тема его разработки гарантировала усиление безопасности условий труда шахтеров, а также сокращение в 2 – 2,5 раза потерь угля.

Добавлю, что именно в начале 1950-х исследования киргизских специалистов в сфере энергетики заложили основу разработанной впоследствии Генеральной схемы использования местных энергоресурсов для электрификации сельского хозяйства. В этом вопросе был отмечен бесспорный приоритет Академии наук Киргизской ССР, что подчеркнули участники проходившей в мае 1960 года во Фрунзе электротехнической научной конференции.
А еще первое послевоенное десятилетие стало периодом появления в Киргизии отраслевых научно-исследовательских институтов: всесоюзного НИИ комплексной автоматизации мелиоративных систем (1953 г.), земледелия (1956 г.), туберкулеза (1957 г.), аналогичных учреждений курортологии и физиотерапии (1957 г.), научно-технической информации и пропаганды при Госплане Киргизской ССР (1958 г.), он-кологии и радиологии (1959 г.), ряда других аналогичных учреждений.

В культуре же прорыв начался с фундаментальных исследований в области опальной при Сталине темы – эпоса «Манас». Активизации научной мысли в этом направлении весьма способствовала прошедшая в 1952 году во Фрунзе Всесоюзная научная конференция по проблемам манасоведения. Немногим позже, в период с 1958 по 1960 годов, был издан сводный вариант эпоса. Почву для этого исторического поворота подготовило вышедшее еще в 1947 году Постановление ЦК КП (б) Киргизии «О работе Института языка, литературы и истории киргизского филиала Академии наук СССР».
Вскоре это обращение к культурным истокам кыргызского народа стало ката-лизатором мощного всплеска развития национального искусства и литературы. Это произошло главным образом, во второй половине 1950-х годов, накануне коренных изменений в культуре постсталинской державы. Именно в тот период когорта замеча-тельных поэтов и драматургов создала ряд произведений, ставших своего рода «ви-зитной карточкой» эпохи. Речь идет, например, о романе Т. Сыдыкбекова «Люди на-ших дней», повестях К. Баялинова «Счастье» и «Время летит» А. Токомбаева. Детская же литература пополнилась такими шедеврами, как «Молодое поколение» Н. Байтемирова, «Аскарбек» Д. Таштемирова, «Дети гор» Т. Сыдыкбекова, «Неразлуч-ные друзья» М. Джангазиева.

Прошедший в 1954 году II съезд писателей Киргизии подвел основные итоги работы литературной братии за первые послевоенные годы, наметив пути дальнейше-го развития отечественной литературы. Разумеется, крен был сделан на демократиза-цию, распространение живительных семян свободы. Послесталинская «оттепель» стала также периодом расцвета отечественной национальной и русскоязычной жур-налистики. Во второй половине 1950-х значительно возросла в культурной жизни страны роль таких журналов, как «Советтик Кыргызстан» и «Литературный Киргиз-стан», а в 1952-м стало издаваться на кыргызском языке молодежное издание «Жаш ленинчи» («Юный ленинец»).

Во всей этих мероприятиях прослеживается личная инициатива и четкий курс руководителя Кыргызстана И. Раззакова. По его указанию в 1952 г. было принято ре-шение об эпосе «Манас», как сокровищнице поэтического народного творчества и его издании по вариантам Сагынбая и Саякбаева.
Именно в 1950-х годах под руководством Исхака Раззакова началась работа правительственной комиссии по реабилитации жертв сталинских репрессий и восста-новлены имена первых политических лидеров и заслуженных деятелей литературы, искусства и науки, что имело не только историческое, но и политическое, практиче-ское и воспитательное значение.

Впрочем, события в тот чрезвычайно интересный период советской истории развивались не всегда прямолинейно. Успехи и явные поощрения властью интелли-генции чередовались ее шельмованием со стороны власти, действовавшей в то время фактически вслепую – без привычных для нее руля и ветрил генеральной линии и официальной доктрины. Недаром, оттепель – не весна, а всего лишь период пере-дышки перед очередными заморозками. Но главное, что изменилось в то время во всем стиле взаимоотношений интеллигенции и партократии – последняя перестала безапелляционно диктовать мыслящей «прослойке» свою непреклонную волю. Это, фактически, является главным приобретением советской интеллигенции. Расправив свои плечи и впервые почувствовав, что она может играть в стране ключевую роль, интеллектуальная элита страны впоследствии тридцать с лишним лет спустя, стала зачинщицей демонтажа советского строя. Но это, как говорится, уже совсем другая история…

С.В. Плоскихк.и.н., доцент КРСУ