Сельское хозяйство киргизов в прошлом

Хозяйственная жизнь и занятия киргизского народа после Великой Октябрьской социалистической революции подверглись коренным преобра­зованиям. Некоторые отрасли прежнего хозяйства совершенно изменили свой облик, другие — потеряли прежнее значение, но главное — появилось много таких видов хозяйственной деятельности и занятий киргизского на­селения, которые раньше не были и не могли быть ему известны.
В дореволюционном прошлом производительные силы киргизского общества находились на относительно низком уровне развития. Главным занятием киргизов в течение многих веков было скотоводство экстенсивного типа. Мелкие скотоводческие хозяйства вели кочевой и полукочевой образ жизни. Природные условия страны давали возможность содержать скот в течение всего года на подножном корму. Горный рельеф и наличие в связи с ним по вертикали зон, различных по климатическим условиям и растительному покрову, позволяли скотоводам планомерно совершать установившийся веками круглогодичный цикл кочевания, переходить со скотом с одного сезонного пастбища на другое. Следует, однако, заметить, что скотовод­ство у киргизов уже давно сочеталось с земледелием, которое, как правило, существовало не обособленно, а входило неразрывной частью в хозяйство кочевого аила. Лишь местами в более позднее время стали возникать не­большие земледельческие оазисы, которые, впрочем, были в той или иной мере связаны с окружающими их скотоводами.
Направление скотоводческого хозяйства менялось в зависимости от исторических условий. В период, предшествовавший присоединению Киргизии к России, когда часто возникали феодальные войны и совер­шались нашествия завоевателей, киргизы разводили главным образом ло­шадей, меньшее значение имели овцы и верблюды.
С переходом киргизов после присоединения к России к мирной жизни первое место заняло овцеводство и одновременно увеличилось количе­ство крупного рогатого скота и верблюдов. При переходе части хо­зяйств к земледелию как основному занятию, особенно в южных районах, главное место в их стаде стало принадлежать лошадям, крупному рогатому скоту и отчасти козам. Крупный рогатый скот приобретал все большее значение в бедняцких хозяйствах, которые были вынуждены переходить на оседлый образ жизни.
Одним из основных видов животных, издавна разводимых киргизами на восточном Памире и в южной, горной части Ошской области, являют­ся яки(топоз). Ослов и мулов раньше держали преимущественно байские хозяйства на юге Киргизии для своих пастухов. Только с 20-х годов наше­го века они получили более широкое распространение, частично и на севере.
Киргизская лошадь — одна из разновидностей монгольской. Крупный рогатый скот был низкорослый, малопродуктивной местной породы. Грубошерстные курдючные киргизские овцы имели некоторые локальные особенности. У киргизов преобладал двугорбый верблюд (бактрийский).
Каждое племя и род кочевали на определенной территории. Кочевание совершалось преимущественно не в меридиональном направлении (с се­вера на юг), как у многих групп казахов, а в вертикальном направлении: из низколежащих горных долин к высокогорным альпийским пастбищам и обратно. В течение зимы скотоводы находились в защищенных от ветра лощинах и ущельях. На территории, прилегавшей к зимнему стойбищу (кыгитоо), многоскотные байские хозяйства выпасали только крупный рогатый скот, верблюдов, молодняк и лошадей, предназначенных для даль­них поездок. Овец и остальных лошадей выпасали обычно на отдаленных отгонных пастбищах(отор), расположенных в местах, где снег со склонов гор сдувало ветром. Богатые и зажиточные хозяева нанимали в послед­нем случае пастухов и табунщиков или пользовались трудом зависимых от них общинников. Условия зимнего выпаса были очень тяжелыми. Морозы и бураны, длительное нахождение под открытым небом, неотепленные жилища и плохая одежда делали пребывание на отгонных пастбищах тягостным и изнурительным. Хозяйства среднего достатка объединяли скот для совместного выпаса собственными силами или сообща нанимали пастухов.
Зимний выпас скота был сопряжен с большими трудностями и требовал мобилизации всех сил для сохранения скота. Поэтому техника зимнего выпаса была разработана особенно тщательно. Для выпаса овец и круп­ного рогатого скота, не обладающих способностью самостоятельно до­бывать корм из-под снега, использовались южные склоны гор. Лошади тебеневали в местах, покрытых снегом. В тех случаях, когда бесснежных участков не было, скот выпасали в определенном порядке: сначала шли лошади, которые разгребали копытами снег, после них пускали крупный рогатый скот, а за ним овец.
Ранней весной, но обычно уже после посевных работ на своем неболь­шом поле, расположенном около зимнего стойбища, скотовод среднего достатка откочевывал со скотом на близлежащие, находившиеся в пред­горьях весенние пастбища (коптев или быков). Здесь происходил окот овец. С наступлением летней жары и появлением беспокоящих скот оводов и разной мошкары часть скотоводов перегоняла свой скот на высокогор­ные пастбища (жайлоо), а хозяева, владевшие небольшим количеством скота, оставались большей частью на весенних пастбищах до возвраще­ния на зимнюю стоянку. Многие летние пастбища находились на высоте до 3,5 тыс. м, поблизости от линии вечного снега и ледников. Осенью, с наступлением холодов в горах, скотоводы спускались с летних пастбищ на осенние (куздвв), которые в большинстве случаев совпадали с весен­ними, где к этому времени подножный корм успевал возобновиться. По окончании уборки хлебов и сенокоса, производившихся посланными для этого членами семьи, а у богатых зависимыми от них бедняками, кочевники возвращались на зимние стойбища.
Необходимо заметить, что полный цикл кочевания сохранялся только в богатых и зажиточных хозяйствах, которые владели большим количе­ством скота, в том числе вьючного. Бедняцкие же хозяйства, не имевшие лошадей и овец или имевшие их в незначительном количестве, самостоя­тельно совсем не кочевали. Одни из них оставались около своих или бай­ских посевов, другие кочевали со своими богатыми сородичами, получая от них часть скота для выпаса на условиях отработки. Некоторые богатые скотоводы в течение всей зимы кочевали со своими стадами на обширных высокогорных пустынных плато (сырт). В некоторых местно­стях летние пастбища были четко разграничены по социальным группам. Таким образом, группа хозяйств, объединенных зимой общими выпасами в остальное время года распадалась на несколько частей. Пользование пастбищами, как говорилось выше, в большинстве случаев осуществлялось на общинных началах, хотя фактически ими распоряжалась феодально­байская верхушка; сенокосы были поделены и, за небольшими исключе­ниями, находились в подворно-наследственном владении.
Выход на кочевье после суровой зимней стоянки превращался в свое­образный праздник. Все мало-мальски состоятельные скотоводы надевали самую лучшую одежду, лошадей покрывали чепраками и попонами, го­ловы и шеи верблюдов украшались покрывалами. Навьюченные на верблю­дов или лошадей части юрты и другой домашний скарб принято было покрывать коврами или яркими паласами, а наиболее дорогие вещи (самовары, сундуки, подносы) привязывать сверху. Согласно обычаю, те, которые ранее прикочевывали на место стоянки, преподносили вновь при­бывшим угощение (еруулук).
Длина кочевых путей в различных районах была неодинакова, она коле­балась от нескольких десятков до 100—120 км, а местами достигала 150— 200 км. Для отдельных хозяйств дальность кочевок зависела от обеспе­ченности скотом.
Для выпаса каждого вида скота выбирали пастбище с соответствую­щим рельефом местности и определенным травостоем. Трудовые хозяй­ства объединяли лошадей и овец для выпаса в весенне-летний сезон. Объединяли скот чаще всего родственники, иногда — соседи. Число хозяйств, входивших в подобную кочевую группу, зависело от количества принадлежавшего им скота. Такие объединения облегчали выпас скота, охрану стад, преодоление трудных перевалов, бурных рек, позволяли более эффективно использовать пастбища. Байские хозяйства предпочитали кочевать отдельно, небольшими аилами.
В предметах, связанных с уходом за скотом, с ловлей животных, их лечением у киргизов имелось много общего с казахами.
Табунщик имел всегда с собой аркан (чалма) и шест (укурук) со сколь­зящей петлей из шерстяной веревки для ловли пасущихся лошадей. Же­ребят до определенного возраста днем держали на специальной привязи (желе). В течение дня шесть—восемь раз к ним пригоняли кобылиц для доение, а на ночь жеребят отпускали на пастбище вместе с матками. Чабан сопровождал овец верхом на лошади или на быке, на ночь он пригонял их к аилу. Ночью охрана стад возлагалась на девушек или молодых женщин. Коротая время, они пели песню (бекбекей), которая должна была отпу­гивать волков.
Техника скотоводства, хотя и представляла собой систему проверен­ных многовековым опытом приемов, стояла на низком уровне. Заготовка кормов на зиму в прошлом почти совершенно не практиковалась. Не­сколько раньше у южных киргизов, а с конца XIX — начала XX в. и у северных под влиянием русских переселенцев начало распространяться сенокошение. Корм запасали в небольшом количестве, преимущественно для подкормки больного и истощенного скота, молодняка, а также лошадей, предназначенных для дальних поездок. Для уборки сена приме­няли обычно серп, но уже с начала XX в. стала распространяться рус­ская коса-литовка (чалгы, чапкы).
Отсутствие достаточных запасов кормов на зиму ставило киргизское кочевое скотоводство в полную зависимость от стихийных явлений природы. Большой урон скотоводству приносили эпизоотии, в частности чума, и периодически повторявшиеся массовые падежи скота (жуш) от бескор­мицы. Скот (прежде всего овцы) погибал ранней весной оттого, что после затяжной и суровой зимы с глубокими снегами и особенно голо­ледицей, он не имел сил пробить ледяную корку и добыть корм.
До третьей четверти XIX в. киргизы почти не строили каких-либо по­мещений для скота. Загоны возводили из камня, камыша, хвороста. Загоны из глинобитных стен, а потом и хлева появились сначала в бога­тых хозяйствах. Позднее они распространились несколько шире, особенно в южной Киргизии, однако большую часть скота по-прежнему содержали в загонах, которые могли служить лишь защитой от ветра, но не укры­вали от снега, метели и бурана.
В трудовом скотоводческом хозяйстве на мужчине лежали все работы, связанные с организацией выпаса стада и заготовкой кормов. Женщины должны были ухаживать за скотом, пасущимся поблизости от аила, доить кобылиц и коров, коз и овец, следить за молодняком, вести молочное хозяйство, временами охранять стада ночью, а также выполнять главную часть работы, связанной с перекочевкой аила.
Скот киргизы повсеместно доили с припуском молодняка, т. е. с при­менением подсоса.
Для лечения домашних животных киргизы применяли оперативное вмешательство, кровопускание и различные средства народной ветерина­рии. Если болезни не поддавались лечению, они использовали разного рода магические приемы: окуривали стада дымом арчи, гнали скот к «свя­щенным местам»— мазарам, где устраивали моления, приносили жертвы патронам-пскровителям домашних животных. Естественно, все это не могло предотвратить бедствий, от которых чуть ли не ежегодно страдали ското­воды. Сеть ветеринарных учреждений, возникших после присоединения к России, была очень ограниченной и не могла обслужить разбросанные на огромных пространствах киргизские аилы.
С поселением в крае русских и украинцев в местной хозяйственной жизни появились некоторые нововведения. В котловине Иссык-Куля В. П. Пяновский создал конный завод. Породистые производители имелись и на основанной в г. Пржевальске случной конюшне. В Киргизию были заве­зены улучшенные породы крупного рогатого скота, тонкорунные овцы. Кое-где были созданы сельскохозяйственные школы. Но все эти прогрессивные мероприятия, как и развитие сенокошения и заготовки кор­мов, не дали сколько-нибудь ощутимых результатов в киргизском ското­водстве. Оно по-прежнему было отсталым и малопродуктивным, всецело зависящим от природных условий и господства патриархально-феодальных отношений.


Земледельческая культура на территории расселения современных киргизов существует с давней поры. Значительного развития она дости­гла в античный период в Фергане; во второй половине I тысячелетия н. э. она переживала пору расцвета в Чуйской долине под влиянием зани­мавшихся земледелием выходцев из Согда. В послемонгольское время в пределах северной Киргизии земледелие пришло в полный упадок.
В недавнем прошлом существовало мнение, что возрождение земледе­лия на территории Прииссыккулья, Чуйской долины и других районов северной Киргизии было связано с переселением сюда русских и украин­ских крестьян, начало которому было положено в 60—70-х годах XIX в. В действительности земледельческая культура в этом крае возродилась еще раньше. Носителями ее были аборигены-киргизы, занявшиеся возделы­ванием земли тотчас же после своего возвращения на места прежнего жительства, временно захваченные ойратскими феодалами в XVII в. Как показывают собранные в последние годы полевые материалы, в соседней с Ферганой долине Тогуз-Тороо (Тянь-Шань) на рубеже XVII—XVIII вв. киргизы уже занимались поливным земледелием. Эти данные находят подтверждение в китайских источниках, относящихся к последней четверти, а также в упомянутой работе капитана И. Андреева, написан­ной в конце XVIII в. Андреев сообщает, что киргизы «имеют довольно изобильное хлебопашество», в котором «в летнее время упражняются».
На территории Ферганской котловины и окружающих ее предго­рий земледелие у киргизов, несомненно, существовало еще раньше. Из материалов В. П. Наливкина следует, что в XVII в. киргизы занимались здесь сооружением больших ирригационных систем.
Более поздние источники согласно свидетельствуют о широком рас­пространении земледелия у киргизов в Иссык-Кульской котловине, в до­линах рек Чу и Таласа, а также в Ферганской котловине, в долине Кет­мень-Тюбе и повсюду в горах, где позволяли климатические условияг иногда на значительной высоте (например, в высокогорной долине р. Ат- Баши). Одним из крупных центров земледелия еще до присоединения Кир­гизии к России было Прииссыккулье.
В киргизской земледельческой культуре имеется много общих черт с древней земледельческой культурой соседних оседлых народов — узбеков и таджиков и оседлого населения, живущего на территории современного Синьцзян-Уйгурского автономного района КНР.Таким образом,киргизское земледелие развивалось в тесном взаимодействии с местным среднеазиат­ским земледелием. Вместе с тем киргизские земледельцы на севере страны (а частично и на юге), начиная с60-70-х годов XIX в., испытывали благот­ворное влияние исконных земледельцев — русских и украинских крестьян-переселенцев.
Удельный вес земледелия издавна был более высоким в хозяйстве юж­ных киргизов. В северной Киргизии его значение стало увеличиваться после присоединения Киргизии к России. В 1913 г. Уже свыше 90% киргизских хозяйств Пишпекского уезда занималось хлебопашеством. Переход значительной части киргизской бедноты к земледелию и осед­лости, как уже отмечалось выше, был вызван прежде всего усиливавшимся классовым расслоением киргизского общества, проникновением в киргиз­ское хозяйство капиталистических отношений. Большую роль при этом сыграла колонизаторская политика царизма: происходило изъятие больших массивов земли и сокращение пастбищ, особенно более ценных — зимних, приводившее к уменьшению поголовья скота в малообеспеченных хозяйствах. Некоторое влияние на развитие земледелия у киргизов оказал также положительный пример их соседей — русских крестьян.
Часть обедневших хозяйств, имевших ничтожное количество скота, перейдя к земледелию, все же совершала неполный цикл кочевания. Для многих бедняцких хозяйств, у которых вовсе не было скота, земледелие превратилось в единственный источник существования.
В годы, предшествовавшие Октябрьской революции, значительное распространение получило смешанное скотоводческо-земледельческое хозяйство полуоседлого типа: часть семьи в таком хозяйстве оставалась летом на месте зимней стоянки для обработки полей. Однако переход к земледелию не всегда совпадал с оседанием ранее кочевых хозяйств. Так, в Пишпекском уезде среди киргизских хозяйств насчитывалось всего 15,1% оседлых. Попытки перехода киргизской бедноты на положение крестьян встречали резкое сопротивление манапов, видевших в этом су­жение возможностей для эксплуатации зависимого от них населения. Борьба за переход на оседлость достигала иногда очень большой остроты. После длительной борьбы в 1900 г. в Пишпекском уезде было основано первое киргизское оседлое сел. Таш-Тюбе. Почти одновременно с ним возникло сел. Боз-Учук в Пржевальском уезде. Незадолго до Октябрь­ской революции киргизьи образовали несколько других оседлых селений, в том числе смешанное киргизско-русское сел. Дархан (1912 г.).
Несмотря на то, что в условиях аграрной политики царизма переход к земледелию и оседание бедняков-киргизов протекали далеко не безбо­лезненно, эти явления, с общеисторической точки зрения, безусловно имели прогрессивное значение, знаменуя переход к более высоким формам хозяйства и культуры.
В хозяйстве основной массы киргизов земледелие было подсобной от­раслью и имело преимущественно потребительский характер. Посевы* особенно в бедняцких хозяйствах, были небольшие. Лишь у богатых скотоводов они достигали нередко значительных размеров. В Ферган­ской долине земледелие все более приобретало товарный характер, что было связано с развитием там хлопководства. Помимо хлопка на юге киргизы выращивали пшеницу, кукурузу, джугару, рис, бахчевые куль­туры, люцерну. На севере Киргизии основными культурами были пшеница, просо и ячмень, в небольшом количестве овес и люцерна. Ячмень был особенно распространен в высокогорных районах. Посевы овса начали распространяться в крае под влиянием русского населения. Наиболее древним злаком у киргизов было, по-видимому, просо. Огородные культуры имели очень незначительное распространение. Так, в Пржевальском уезде в 1913 г. их возделывал лишь 1% киргизских хозяйств.
Земледелие у киргизов было главным образом поливное, с искусно разработанными приемами орошения, приспособленными к высокоюрным условиям. Оросительные каналы (арык, ествн) устраивали нередко на большой высоте, в скалистом грунте с каменным ложем. Для пере­броски воды через овраги сооружали акведуки (ноо) из выдолбленных стволов ели, установленных на высоких подпорках. Местами киргизы восстанавливали и древнюю, давно заброшенную ирригационную сеть. Применялось исключительно самотечное орошение. Система орошения позволяла кочевникам после посева откочевывать на пастбища и возвра­щаться к уборке урожая. Для проведения поливов в этот промежуток времени приезжали лишь отдельные члены семей скотоводов.
Кое-где поливное земледелие сочеталось с богарным, зависящим от атмосферных осадков. Но более широко богарные посевы распространи­лись позднее, что было связано с использованием опыта окружающего- русского населения.
Основным орудием для обработки почвы был буурсун (на юге — амачг омоч, ысфар; ср. тадж. «сипор»), аналогичный украинскому однозубому ралу и не отличавшийся по типу от подобных орудий у большинства народов Средней Азии. Обычно на его заостренный конец надевали чу­гунный наконечник (тиш). Древность этого орудия подтверждается тем что во время раскопок буддийского храма в Чуйской долине в 1953 г. было найдено точно такое же орудие, сделанное из арчи, которое датируется VIII в. н. э. Из-за несовершенства этого орудия приходилось проводить перекрестную вспашку поля. Тип пахотного орудия у киргизов и связан­ная с ним терминология указывают на общие черты в технике земледелия киргизов и оседлого населения Средней Азии и Восточного Туркестана.
Накануне Октябрьской революции деревянный буурсун еще продол­жал господствовать в сельскохозяйственной технике у киргизов. Но под влиянием русских крестьян начали получать распространение и рус­ские железные плуги. В 1913 г. в Пишпекском уезде насчитывалось уже 3538 плугов, в то же время буурсунов было 13 217.
В киргизском земледелии господствовала залежная система, севообо­рот встречался очень редко, удобрение полей частично применялось в юж­ной Киргизии.
Засевали поля киргизы вручную, сеяли и по вспаханной почве и до пахоты, стерню потом пропахивали и бороновали. Сеяли из шапки, полы халата, кожаного ведра, торбы. Позднее были заимствованы русские приемы сева из мешка. У киргизов местами сохранялись еще способы сева, характерные только для кочевников. Сидя верхом на лошади, сеятель бросал семена через ее голову. Для боронования использовали связку ветвей и сучьев боярышника, арчи (мала, так мала) или бревно с сучьями, нередко боронили буурсуном, положенным на бок, на который для тяжести становился человек. С течением времени начали пользоваться бороной с деревянными или железными зубьями, конструкция которой была заим­ствована у русских.
Единственным орудием уборки урожая служил серп двух видов: старинный орок, кол орок, крючкообразной формы, и гладкий, без зазубрин — мацгел, распространенный и в других районах Средней Азии. По воспоминаниям стариков, когда-то использовали для жатвы овечью челюсть или конское ребро. При небольшой площади посева иногда просто срывали колосья руками, срезали обыкновенным ножом или вырывали растения с корнем. Позднее получила некоторое распространение русская коса. Снопы (боо) или складывали на поле или перевозили к току (кыр- ман) на волокуше (чийне), реже — на русской телеге или украинской бричке.
Обмолот урожая в более ранний период, когда площади посевов были очень небольшие, производили ударами простой палки по куче колосьев. Для этой цели применяли и деревянную ступу (соку), в которую набрасы­вали колосья. Однако наиболее распространена была молотьба (темин ба- суу, пайкан) путем прогона по разостланным снопам животных (лошадей, быков, ослов), которых привязывали к врытому посредине тока шесту (момук, мамы) с надетым на него кольцом из прутьев (чамберек). В южной Киргизии для молотьбы применялось заимствованное у узбеков и тад­жиков приспособление в виде прямоугольной деревянной рамы, перепле­тенной сучьями, хворостом, травой, или в виде связки хвороста (увал; тадж. «чапар»). От переселенцев —русских и украинцев был заимствован способ молотьбы при помощи молотильных каменных катков (мала тага).
Для веяния после первого обмолота применяли вилы (бет илик), а после вторичного обмолота — лопаты. На юге еще просеивали зерно через решето (паран). По окончании обмолота, когда очищенное зерно было ссыпано в кучу, устраивали обрядовое угощение (чеч). Для этого счита­лось желательным заколоть какое-либо мелкое животное. Под голову животного подстилали веник (шыпыргы), а кровь стекала на лопату. Кровью животного обрызгивали зерно и шест. Это угощение посвящали покровителю земледелия (Баба Дыйкан). Данный обряд аналогичен таджикскому («чошбанди»).
Для помола зерна, наряду с водяными мельницами общего для Средней Азии типа, часто употребляли ручные каменные жернова (жаргылчак). Киргизы применяли в хозяйстве и такое универсальное орудие, как мотыга (кетмен) с овальной лопастью, насаженной перпендикулярно к рукоятке. Это орудие было повсеместно распространено в Средней Азии.
Таким образом, киргизское земледелие, сохраняя некоторые архаичные самобытные черты, было органически связано со всем среднеазиатским земледелием. Но на нем уже заметно сказывалось прогрессивное влияние общения с соседним русским и украинским населением, а также укреп­ление экономических связей с Россией.